Быстро устроиться не получилось. Пока отобедали, пока переоделись, в результате успели посетить до темноты только одно самое большое помещение в главном здании с башней.

Наверное я избалован теми производствами, что имел. Не буду говорить о предприятиях концерна «Русь», но тот же Путиловский с его размахом и огромными цехами ни в какое сравнение не шёл с этим институтом. Впрочем, труба для испытания грузоподъёмности винтов произвела должное впечатление одним своим видом. Я толком и не понял, как и что в ней устроено, но вид эта фиговина имела достойный. Да и помещение было под стать размерам трубы.

Чувствовалось, что это всё здесь новое, только отстроенное. Запах свежего дерева витал в помещении. И народ вокруг суетился радостный, с одухотворёнными лицами. Для чего предназначались некоторые устройства, я даже предположить не мог. То, что для меня было само собой разумеющимся, пока даже не открыто. Институт проводил испытания винтов, исследовал слои атмосферы и прочее.

В библиотеке института меня порадовала стопочка журналов «Наука и жизнь», сложенная рядом с трудами великих учёных. Заметив на столе труд Циолковского, невольно захотел получить автограф этого уникального человека, которого считают чудаком со странностями. Пройдут десятилетия, и имена тех, кто насмехался над Константином Эдуардовичем, канут в Лету, а он так и останется великим иследователем.

Перед поездкой в Москву друзья надавали мне много советов. О бедственном положении Циолковского мы знали из истории, но в череде дел и событий за всем было не уследить. Сейчас же предоставилась возможность оказать конкретную помощь учёному.

– Познакомься и предложи сотрудничество, – наставлял меня перед поездкой Артём.

И как знакомиться, когда Циолковского нет в институте? Придётся проехаться в Калугу. Раз уж я этим занимаюсь, то доведу дело до конца.

С утра пораньше Туполев с Рябушинским начали собирать макет самолёта. Я вмешиваться не стал, послушав ту тарабарщину, что они несли, отошёл в сторонку. Парни складывали из деталей большую игрушку и пребывали в восторге от самого процесса. Рябушинский ещё не понял, что это готовая модель летального аппарата, которой не нужны испытания на стендах.

Зато Чаплыгин внимательно разглядывал чертежи, проводя какие-то вычисления. Больше всего его интересовал сам мотор. Здесь я стал пояснять, что та примитивная вертушка для масштабной модели имеет электрическую батарейку. Реальный самолёт использовать электричество не сможет.

– В Европе автомобили на электрической тяге пользуются популярностью, – возражал Сергей Алексеевич.

– В нескольких столицах, – прервал я его. – Говорить об электромобилях можно тогда, когда в стране будет электричество в каждой деревне.

– Ну, вы и фантазёр! – рассмеялся Чаплыгин. – Хм. В каждой деревне электричество! Это ж надо такое придумать!

– Вернёмся к моторам, – не поддержал я веселья. – Для воздухоплавания годится только керосиновый двигатель. Он даже с запасом топлива будет в десять раз легче электрического или парового.

Ответить что-то вразумительное на эту тему Чаплыгин не мог. А тут Андрей позвал нас, сообщив, что сбор модели закончен.

Запускать модель самолёта вышли все, кто на данный момент был в институте. Подразумеваю, что все сотрудники были энтузиастами воздухоплавания. Ждали полёта с нетерпением и «пламенем в глазах». «Кукурузник» не подвёл. К тому же день выдался безветренным и ничего не мешало полёту. Рабочие почти сразу помчались догонять модель, а я, понаблюдав, как они скользят и падают в грязь, вернулся к разговору о двигателях. Из всего, что я увидел в институте, ничто не предназначалось для испытания подобной техники. Здесь действительно занимались исследованиями. Изучали профили и виды винтов, движение воздуха и его аэродинамические свойства. Безусловно, нужные знания, только до практических полётов этим энтузиастам было далеко. Я же не просто ставил перед ними задачу, а требовал чертежи двигателей.

– Нет у нас инженеров и механиков, кто бы мог заняться этой темой, – разводил руками Рябушинский. – В России вообще нет ничего подобного.

– Могу прислать вам парочку учеников моей школы, – предложил я, понимая, что он прав. Этот институт – пионер в своём деле, и альтернативы в стране у него не имеется.

– Не инженеров? – уточнил Чаплыгин.

– И даже без университетского образования, – добавил я.

Рябушинский с Чаплыгиным переглянулись. Отвечать мне сразу не стали, но между собой они обсудили и выдали решение на следующий день – институт не готов строить летательные аппараты, не имеет базы и мастерских для испытаний двигателей. Но если я проявляю такое рвение, а концерн «Русь» готов оказать денежную поддержку, то они эту помощь примут, как и людей, кто займётся практическими разработками, а не теорией.