— Что это сегодня так долго?

— Да вот уж так. — Матрена Филипповна злилась. Тося молчала, опустив голову. Миша улыбался.

— А я всю дорогу проглядел, стою жду.

— По тебе видно, как испереживался. К тому же не на гулянку пошли родители-то.

— Родители — это само собой, а вот…

— Ну ладно, мил человек, — перебила его тетя, — поговорили, пора и честь знать! Идем, Таисья.

Они пошли, а Миша крикнул вслед:

— Хоть в гости не приглашаете, а приду, не гордый!

— А ведь и впрямь придет, белобрысый черт, прости меня, господи, — недовольно буркнула Матрена Филипповна. Настроение у нее испортилось. — А все ты завлекаешь!

— Да когда мне завлекать-то, — чуть слышно ответила Тося.

— Поглядела бы на тебя мать-покойница, царство ей небесное, не обрадовалась.

Подошли к трехоконному дому с палисадником. Во дворе, небольшом и чистом, Матрена Филипповна опять заволновалась:

— А ну как придет, а угостить нельзя, ведь пост ныне. А как не угостить, был бы кто, а то ведь сынок купеческий!

В сенцах прохладно, полумрак. Тося привычно зачерпнула из кадки воды. Пахнувшая деревом от колодца, кадки, ковша, вода освежала и успокаивала, притупляла и голод.

Тося вошла в горницу, присела на выскобленную до желтизны скамью и обвела равнодушным взглядом комнату. Стол, два сундука, громоздкий шкаф, цветы на подоконниках, занавески, иконы… Благопристойно, прибрано, мертво.

— Ну вот, взгляните на нее, сидит себе!

— Я только на минутку, тетя, голова что-то закружилась.

— Вот те раз, молодая — устала.

— Ничего, я сейчас самовар поставлю. — Девушка поднялась.

Кипятила самовар Матрена Филипповна сосновыми шишками, чему и племянницу научила. Такое пристрастие толковала просто: чай лесом пахнет.