— Православный?
— Католик.
— В данном случае это не так важно, поскольку наши церкви, объединенные общностью учения о Христе, роднит и…
— Их роднит, — перебил Госк, — звериная жестокость к тем, кто несет людям слово правды! Именно это вы очень хорошо показали в воскресенье! Кстати, попутный вопрос: по какому случаю в тот день концерт на колокольне храма устроили? Кто в набат ударил? Не сами ли?
Настоятель храма пожал плечами:
— Бог ведает…
— Дело ваше, только сдается мне, что место настоятеля этого собора может оказаться вакантным!
Госк вышел из комнаты, а отец Сергий опустился в кресло. В висках стучало. Он поднялся, тяжело ступая, подошел к шкафу и, что с ним чрезвычайно редко бывало, достал графин с водкой…
Потом сидел, прислушивался, как в доме чужие люди ходят по комнатам, сараям, чердакам в поисках сына. «Жалкая чернь, порождение душевной темноты и глухоты, как я мог позволить вам унизить себя!.. Что ж, в другой раз буду и осторожней и настойчивее, борьба-то продолжается. Главное — сына не заполучили! Посмотрим, на чьей стороне удача будет»…
Закат побледнел. Вечер незаметно переходил в мягкую майскую ночь.
Оставив Карпа Данилыча Митрюшина в глухой лесной сторожке, где они скрылись после побега, штабс-капитан осторожно приближался к женскому монастырю.
Добровольский не испытывал ни голода, ни усталости: сильное нервное возбуждение заглушало все обычные чувства.
Лишь подойдя к заветному дому, он немного расслабился. Было по-прежнему тихо и спокойно, из-за монастырских стен не раздавалось ни шороха.
Штабс-капитан осторожно вошел в прихожую дома игуменьи. Келейница отсутствовала, в чуть прикрытую дверь на пол падала узкая полоска света. Игуменья была не одна. Прислушавшись, Дбровольский узнал басистый, родной голос отца…
Оба горячо обрадовались встрече.
— Обеспокоен был… и весьма, — обнимая сына, сказал священник, — опасался, как бы мужик, что весточку от тебя передал, не сообщил кое-кому…
— Карп Данилыч рекомендовал его как надежного человека.
— Смутные времена наступили, — уклончиво ответил отец Сергий, — от людей сейчас всякое можно ждать.
— И несмотря на это, ты не побоялся прийти? — с любовью глядя на отца, спросил Александр.
— Страх за жизнь детей гораздо сильнее страха за собственную жизнь… Особенно после таких трагических событий…