Я оскалился в лицо противнику. Все-таки я успел дать ему плюху напоследок. Мазуров дернулся ко мне, но сдержался. Раунд ведь уже закончился. Да, все-таки удалось выбить его из седла.
Когда я вернулся в свой угол, Худяков торопливо спросил у меня:
– Ну, как рука? Жива еще?
Я пошевелил пальцами в перчатке и сразу почувствовал боль. Во время поединка из-за азарта я ее почти не ощущал. А теперь, во время перерыва, боль сразу вернулась. И вгрызлась в мою руку клыками, острыми, как зубья пилы.
– Вроде в порядке, – сказал я.
Худяков пощупал руку, спросил:
– Может, затянуть потуже?
Я покачал головой.
– Времени нет. Повязка хорошо держит, я чувствую.
Ну да, рука стянута так туго, что уже онемела.
Тогда Худяков заговорил насчет боя.
– Не подпускай его к себе, – предупредил он. – Ты же видишь, какой он быстрый. Вроде вдалеке стоит, а тут раз – и уже рядом.
Легко сказать, не подпускай. Это с одной-то рабочей рукой. Все равно, что пытаться удержать бешеного быка на тоненькой ниточке.
– Не разменивайся на серии. Тебе не надо его вырубить, а только держать на расстоянии, – продолжал втолковывать тренер. – Не лезь на рожон. Ты что-то увлекаешься иногда. Чересчур.
Я поглядел на Мазурова. Он сидел спокойно и тоже смотрел на меня. Руки в перчатках сложены на коленях. Тренер точно так же пытался ему что-то сказать, но Мазуров не обращал на него внимания.
Он не отрывал от меня пристального взгляда. Этот взгляд действовал на нервы, как будто проникал внутрь. Я попытался сосредоточиться, сделал несколько глубоких вдохов, но это не помогло.
Затем я вспомнил о Лене и поглядел в ее сторону. Девушка сидела, напряженно выпрямив спину. В том же ряду, через несколько других людей, сидели директор техникума и два его заместителя. А еще дальше, на третьем ряду, среди зрителей я заметил и личико Ольги. Рядом грозно маячил ее нынешний парень. В общем, вся шайка в сборе.
Рефери пригласил нас на середину ринга. Я сунул капу в рот и поднялся.
– Ну, давай, держись, – сказал Худяков и похлопал меня по плечу.
Снова звякнул гонг. Начался второй раунд.