Неожиданно в одном из окон пассажирского вагона замигал свет, озаряя белый четырехугольник заиндевелого стекла со светлым круглым пятнышком посередине. Освещенное окно быстро проплыло перед глазами Прасковьи, и свет погас, но в то же мгновение стрелочница увидела, что в соседнем окне опускается рама. Сама по себе — эта опущенная рама не привлекла бы особого внимания стрелочницы, но в окне появилась неясная фигура, и когда вагон отошел метров на тридцать от стрелки, какая-то тень оторвалась от него и упала вниз, в темноту.

— Что еще за диковинка? — удивилась Прасковья. — Не то шинель выбросили, не то сам человек прыгнул. А зачем ему было прыгать из окна? И окно-то крайнее, у тамбура… Происшествие!

Темные теплушки бежали одна за другой, и казалось, им не будет конца. Но вот мелькнула последняя, с вишнево-красным фонарем позади. Фонарь быстро удалялся и, уменьшившись до маленькой точки, погас, точно искра, улетевшая в морозную мглу.

Ритмичный гул поезда постепенно затихал. Прасковья направилась было к своей будке, но у дверей передумала и, освещая дорогу фонарем, зашагала рядом с рельсами в ту сторону, куда ушел поезд. Вскоре до ее слуха донесся слабый стон, и она увидела темное пятно, медленно движущееся ей навстречу. Несомненно, по снегу с большим трудом полз какой-то человек. Прасковья быстро спрятала фонарь под полу своего полушубка и остановилась в нерешительности. Ее остановил не страх, а другое чувство. Если бы стрелочница точно знала, что перед ней кто-либо из гитлеровцев, она бы, конечно, не стала спешить к нему на помощь. Нет, Прасковья и пальцем не пошевелила бы в таком случае — сломал себе шею, ну и замерзай, черт с тобой. Утром найдут… С нее взятки гладки… Начнут допрашивать, скажет — ничего не видела и не слыхала. Ее дело — стрелки. Эшелон проследовал выходную стрелку благополучно…

Пятно на снегу перестало двигаться. Снова послышался стон, затем бормотание. Вдруг Прасковья ясно услышала несколько немецких слов. Сомнений не было — на снегу лежал гитлеровский офицер или солдат. Не открывая фонаря, Прасковья осторожно попятилась и, не оглядываясь, поспешно зашагала к будке.

В будке топилась маленькая железная печка. Пылающий уголь бросал сквозь щели дверцы на деревянный пол дрожащие розовато-золотистые отсветы. Стрелочница закрыла за собой поплотнее дверь, поставила фонарь на пол и, сдвинув платок на затылок, медленно провела рукой по лицу.

Прасковья была мужественной женщиной, с твердым и решительным характером. Однако сейчас на сердце у нее было как-то неуютно. Не то чтобы она жалела о своем поступке. Нет. Но все-таки там, на снегу, в нескольких шагах от ее будки, замерзал человек.

“Так разве это человек, это — враг, — успокаивала себя Прасковья. — Сотни тысяч бы их там замерзало — не пожалела бы, а только обрадовалась”. “Так то оно так, — отвечал ей другой голос, — сотни тысяч ты бы не пожалела, а одного жалко, он ведь еле-еле полз и стонал, как женщина…”

Мысли стрелочницы оборвал какой-то подозрительный шорох за дверью. Затем дверь медленно распахнулась, и на пороге будки, точно привидение, появилась фигура молоденькой простоволосой девушки. Ее распустившиеся на лбу локоны, красивое бледное лицо, расстегнутый полушубок, юбка и сапоги были в снегу. Она стояла на пороге, опираясь левой окровавленной рукой о косяк и, с трудом переводя дыхание, пытливо смотрела на хозяйку будки.

— Тетя…

Девушка произнесла это слово нежно и жалобно, точно обращалась к матери. Глаза ее затуманились, прихрамывая, она сделала два шага к широкой короткой скамье у стены и со стоном повалилась на нее.

Пораженная Прасковья торопливо захлопнула дверь и поднесла фонарь к лицу девушки.

— Это ты с вагона прыгнула? Ушиблась? Где болит?

Девушка молчала. Грудь ее порывисто вздымалась, и глаза были бессильно закрыты.

— Кто ты? Русская? Ты меня слышишь?

Ответа не последовало. Впрочем, для Прасковьи уже не требовался ответ. Ей казалось, что она поняла, кто лежит перед ней. Хороший добротный полушубок, щегольские фетровые сапожки, миловидное свежее личико, накрашенные губы, запах дорогих духов, смешанный с запахом винного перегара, золотой браслет на окровавленном запястье. Ехала краля в вагоне с офицерами… Таких жалеть особенно не стоит. Доигралась дрянь, допрыгалась!

Точно отгадывая мысли стрелочницы, девушка приоткрыла глаза и бросила туманный, но проницательный и осторожный взгляд на хозяйку будки. Тут Прасковья вспомнила, что она забыла позвонить дежурному и доложить о проходе поезда. Стрелочница подошла к телефонному аппарату. Она уже взялась было за висевшую на крючке трубку, как вдруг позади нее раздался тихий и властный голос:

— Повесьте трубку!

Женщина вздрогнула, быстро оглянулась и замигала глазами от удивления.

Слегка приподнявшись на локте, стиснув зубы, чтобы пересилить боль, девушка строго смотрела на Прасковью.