— Не плачь, я не сказал ничего обидного.

— Я знаю. Я не поэтому плачу. — Мои губы начали подрагивать.

— А почему?

— Просто посмотрела на тебя и опять вспомнила. — Пытаясь защитить себя, я все-таки отвела глаза в сторону.

— Что вспомнила? — Его ладони нежно обхватили мое лицо и отчего то мне захотелось спрятаться, зарыться в них, чтобы не видеть того, что сейчас происходит.

— Что ничего у меня не выйдет. Надо было молчать… идиотка. Хочу домой, отпусти.

— Сейчас пойдешь, только объясни, почему не выйдет? — Он говорил так обыкновенно, не повышая тона, не выказывая никаких эмоций.

— Хочешь дать мне надежду? — Мой голос становился все грубее, будто я хотела высказать все самое наболевшее напоследок так, чтобы он потом и не вспоминал обо мне. Так, чтобы я потом не мучила себя мыслью, что он сожалеет.

Он ничего не ответил, просто его руки стали медленно спускаться на мою талию, после чего он крепко-накрепко прижал меня к себе. Я ударилась лицом в его грудь и что-то глубоко внутри меня сломалось.

В его объятиях было так тепло, так приятно, но от этого только страшнее. Я прижималась к нему всем своим телом, осознавая, что, возможно, все это в последний раз. Он сейчас отпустит меня и уже никогда-никогда не обнимет меня. Страшно… До боли, до крика, до разбитых кулаков страшно.

Но он не отпускал. Жак нежно гладил меня по волосам и все так же крепко прижимал меня к себе.

— Чего бы ты хотела сейчас? Что именно я должен сделать, чтобы ты не плакала? — Строго, но в то же время очень нежно прошептал он над моим ухом.

В тот момент я могла сухо ответить: «Ничего» и уйти к себе домой, но хотя бы раз, хотя бы один раз, я решила побыть эгоисткой.

— Умоляю… Дай мне шанс. — Я слышала свой собственный голос у себя в голове, он был жалостливым, слабым… детским.

— Это все?

— Да, это все.

Он ослабил свои объятия, и я смогла заглянуть в его лицо.

— Хорошо. — на его губах появилось слабое напоминание улыбки, и от этого мое сердце только сильнее сжалось. — Давай провожу тебя до дома, у тебя все-таки день рождения.

Он отпустил мою талию и достал пачку сигарет.

Мы шли вдвоем по улице, он медленно курил и молча смотрел куда-то вдаль, а я лишь только украдкой поглядывала на его профиль. «Прости» — говорила я ему, но только в своих мыслях. В этом и заключалась вся моя любовь. Почему-то признавшись, я чувствовала жалость не к себе, а именно к нему. Будто ему сейчас тяжелее, будто это он раздавлен и разбит одновременно.