— Настя, прошу тебя, поверь мне! Как бы я не хотел оставить тебя в покое — я не могу. Я попытаюсь разобраться с этим, но прошу, не выгоняй меня и не зли, пожалуйста.

Ничего себе просьба! Может его и похвалить ещё?

Никита же, воодушевленный моим молчанием, продолжал:

— Это началось лет в 15, может в 14. Голос в голове тогда был ненавязчивым, просил чаще видеться и раздражался, если возле тебя крутились другие пацаны. Но, чем старше мы становились, тем хуже я себя чувствовал. Брал тебя за руку и с трудом отпускал, сажал себе на колени в автобусе, — помнишь же? Часто так ездили, — и ненавидел приближающуюся остановку и момент выхода. Мне казалось, что ты необыкновенно пахнешь, хоть вы с Катькой при мне брызгались духами из одного флакона. Но Катька пахла обычно, а ты так, что мне хотелось.. — Никита поднял лицо к потолку и тяжело сглотнул. — Много чего хотелось, в общем. Я отвлекал себя, как мог, из спортзала практически выползал, но мысли о тебе не отпускали, а только прибывали. Когда ты уехала, я даже сначала вздохнул свободнее, но ничего не поменялось. Я все так же хотел тебя и с каждым днём всё сильнее. А когда ты позвонила и сказала, что приезжаешь… Да ещё и про жениха намекнула… — Никита подошёл к стене и прислонился к ней, уткнувшись лбом в синюю шелкографию. — Что-то лопнуло у меня в голове и этот второй я полностью вышел наружу. Теперь он управляет мной.

Я так и не решилась выйти из своего уголка и продолжала прятаться за шкафом, упорно игнорируя мысли о том, что Никите меня отсюда достать не составит труда. Но я цеплялась даже за видимость безопасности, призрачную и ненадежную, и не могла заставить себя выйти. Посмотреть на друга детства я тоже не могла. Казалось, только подниму голову, и он сразу все поймет по моему лицу. Невозможно скрыть смятение, охватившее меня после его признания, и мне требовалось время, чтобы переварить новую информацию.

Я лихорадочно вспоминала все, что когда-либо слышала, читала, видела в фильмах о сумасшедших. Не скажу, что часто сталкивалась с таким, но все же. Вот, взять, например, тот фильм с Ди Каприо, где герой сошел с ума после смерти детей. Кажется, там доктор подыгрывал ему и они вместе расследовали преступление. Может, и мне подыграть пока Никите? А не станет ли хуже от моих кривляний? Актриса я никудышная, мама мои детские и подростковые проказы раскрывала моментально, как бы я не пыталась выкрутиться и скрыть пакость.

— Настя, — позвал Никита убитым тоном. — Ты мне не поверила? Понимаю тебя. Сам бы не поверил, если бы такое услышал.

Раздались шаги — Никита ушел на кухню. Я ещё немного постояла в углу и решила выбираться — нестерпимо хотелось в туалет, а ещё — пить.

Умывалась я не глядя, так как знала — увижу себя в зеркале и опять расплачусь, а мои бедные глаза этого не переживут.

Пересилить себя и добровольно зайти на кухню было непросто и я даже, выйдя из ванной, на пару секунд задумалась — а не рвануть ли мне к входной двери, а потом через пустой подъезд на улицу. Но, пока я стояла в коридоре, все звуки с кухни стихли и у меня появилось неприятное ощущение, переросшее в убеждение — Никита сейчас прислушивается к тому, что я делаю, и, в случае попытки побега, догонит меня быстрее, чем я отопру дверь.

Поэтому я поправила закатанные рукава домашней рубашки, в которую переоделась в ванной, и несмело побрела на кухню, где опять полилась вода и зазвенела посуда.

— Ты как раз вовремя, — Никита поставил на стол тарелку с жидким куриным супом, скорее даже бульоном, и подвинул мне стул. — Садись, поешь. Извини, без картошки. Забыл заказать.

Так вот откуда появились продукты, а я все гадала. Мама перед отъездом освободила полки и холодильник от остатков съестного, а я, конечно, ничего не успела купить. А Никитка, получается, пока я спала, заказал доставку. Заботливый, блин. Добытчик-кормилец. Немного сумасшедший и совсем капельку насильник. А так нормальный парень, жалостливый.

Невесело усмехнувшись своим мыслям, я все же села и машинально отправила в рот ложку теплого супа. Бульон был, на удивление, приличным, и, если бы не пристальный взгляд я бы даже получила от еды удовольствие. Но нездоровое внимание заставляло меня смущаться и довело до того, что я поперхнулась.

— Эй! Ну-ка давай, дыши, — Никита легко похлопал меня по спине, как делал десятки раз до этого, когда мы с Катькой, будучи безалаберными балбесками, смеялись во время еды и, как следствие, давились.

Но сейчас его помощь пошла во вред — я так перепугалась, что вообще забыла сделать вдох, запаниковала и почувствовала, как сознание медленно начинает гаснуть. Комната поплыла перед глазами, фигуру Никиты заволокло темным туманом, а я все не могла наполнить лёгкие воздухом, пока не ощутила на лице брызги холодной воды.

— Настя! Настенька! — Никита продолжал поливать меня водой из кружки, да так усердно и щедро, что мне пришлось отбиваться.

Впрочем, борьба долгой не получилась. Взгляд Никиты опять изменился и теплый янтарь его радужки уступил место твердому почти красному оттенку гранита. Обеспокоенность заслонила знакомая жёсткость, черты лица заострились, ноздри жадно затрепетали и парень облизнулся. Да, я специально отметила про себя — парень, а не Никита. Это опять был тот, другой.

Увидев эти изменения, я прекратила драться, машинально прикрылась руками и замерла на месте, старательно избегая встречи глазами с незнакомцем. Меня трясло и лихорадило, и каждая мышца тела вибрировала от напряжения и дикого парализующего страха. Как там Никита сказал на своей маленькой исповеди в коридоре? Он сам боится свое второе я? А что же делать мне тогда?

— Настя.. — Мое имя, произнесённое со стоном-выдохом, заставило вздрогнуть и покрыться "гусиной" кожей. — Он ушел.