– Все уже закончилось и самое страшное позади. Иди отдохни. Все уляжется, а после и решишь ехать или нет.

Томка, отчего-то чувствуя себя не в своей тарелке, мягко высвободила ладонь. И не объяснишь, что самое страшное, возможно, только начинается, потому что только сущность, вцепившаяся своими призрачными щупальцами намертво, знает, что ждет их обоих завтра.

– Спасибо, миссис Грин, – тихо говорит она так, что ее смятение можно вполне спутать со смущением,  –  Вы правы. Пойду я. Скоро на занятия.

– Тамара! – воскликнул профессор Грин, – Какие занятия? Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя.

Меньше всего девушке хотелось оставаться в этом доме одной наедине с собственными мыслями. Хотя отчего же наедине? С Ларой!  Но не сообщать же об этом чете Грин, которые с таким неподдельным участием смотрели на нее. Поэтому вздохнув, Тамара пошла в их с Олей комнату, в душе надеясь, что та спит.  Объясняться с подругой хотелось меньше всего. Девушка понимала, что это с ее стороны проявление малодушия, но ничего не могла поделать с  детским  желанием сбежать от разговора.

Тихонько, стараясь не шуметь, она вошла в спальню и бросила взгляд на кровать Оли. Та мирно посапывала. Вот  и славно.

Быстро раздевшись, она направилась в ванну. Ополоснув лицо холодной водой, внимательно посмотрела в зеркало, придирчиво осматривая себя. Лицо было бледным, но не осунувшимся. Кожа казалась какой-то неестественной, слишком гладкой, без единого изъяна. Глаза, слегка затуманенные темной поволокой стали гораздо выразительнее. Губы приобрели яркий сочный цвет. Они манили и притягивали взгляд.  Золотистые корни отрасли еще сильнее.

– Блин, – невольно вырвалось у Тамары, – Перекраситься, что ли?

Пока она задумчиво рассматривала волосы, в дверь ванной осторожно поскреблись.

– Тома? Открой, пожалуйста, – раздался за дверью тихий голос подруги.

– Не заперто, – ответила она оборачиваясь.

Оля вошла, понуро опустив голову. Виноватый взгляд из-под копны рыжих кудрей и тихое:

– Том, прости меня дуру.

– За что? – удивилась Тамара, – Ты ничего не сделала.

Подруга болезненно поморщилась.

– Вот именно ничего не сделала, чтобы тебе помочь. Прости, пожалуйста!

Она подняла на нее свои расстроенные глаза и заревела.

– Я… так испугалась…

Тамара обняла плачущую подругу за плечи и вздрогнула. Ее словно молнией прострелили чужие эмоции. В груди поселилось жжение, а в ушах загудело. Она зажмурилась изо всех сил, стараясь скинуть наваждение, но гул только усилился и кончики пальцев, там, где она прикасалась к Оле, стало заметно покалывать.  Сила потекла по рукам, и в глазах у Тамары мгновенно потемнело, а в горле поселился удушающий комок – Олькины слезы.

– Тома? – Олька отняла ладони от покрасневшего лица, с беспокойством повернувшись к Тамаре, – Что с тобой?