Получив деньги, барыги отпустили по-доброму:
– Да не переживай, отдашь как сможешь, мы ж с пониманием.
Когда Митя шёл на маршрутку, главный барыга отслюнявил товарищам, и себя не забыл.
– А ну как не отдаст, – усомнился первый.
– Этот-то? Куда ж он денется, он же сюда каждый день таскается. Принесёт, как миленький, ещё извинится. Лошара, – припечатал наглый, прикуривая.
– Да сами лошары, можно было ещё полсотни накинуть, – заметил второй.
– Ну вы уж Бога побойтесь, – сказал совестливый, – хороший сын, матерь любит.
– Да ему баб ебать, а он всё к мамке, крепко видать прикрутила, мамаша, – хмыкнул наглый.
– Бедолага, – пожалел вслед Митю совестливый.
Митя залез в маршрутку. Он точно помнил, что мелочь должна была остаться. Под презрительным взглядом спешащих пассажиров и водителя он вывернул карманы и обнаружил в них лохматую дырку.
– Наверно, выпала.
На него смотрели устало и молча. Митя под их взглядами попятился и вылез, извинившись. Баба пожала плечами: чего сел? Раз денег нету – топай пешкарусом.
Маршрутка рванула с места, обдав Диму грязью. Он даже не выругался, как сделал бы любой на его месте. Неудачный день, сказал бы кто-то. Но неудачным был любой день Митеньки Ушакова.
Распрощавшись с дочкой в метро, Лена вернулась в офис. Пожилой дядька таки дождался. Ещё от двери она услышала его ворчание. «Николсон» изливался администратору.
– Ждут! Ждут, суки, когда я помру. А я им – выкусите!
– Всё-таки родные дети, что же вы про них так, – робко вставила Людмила Исааковна.
– А как есть, так и говорю! Сволочи! Ох! Опять! Аж искры с глаз, давление скачет. Всё из-за них!
– Чайку-чайку! – тут же пришла на помощь администратор.
– Да что вы мне всё свой чай суете? Я им уже по горло сыт! Где это ваша психологичка уже?!
На этих словах вошла Лена, извинившись, не столько перед мужиком, сколько перед администратором. Лена открыла дверь своего кабинета, освобождая Людмилу Исааковну от его компании.