Когда я вошел в кабинет, сверху донизу уставленный книгами, Петр Анатольевич что-то усердно писал и посмотрел на меня с недоумением, как бы не одобряя, что я своим появлением нарушил его сосредоточенность.

– И что вы здесь забыли, молодой человек? – не очень дружелюбно спросил он.

– Петр Анатольевич, я Андреев Сергей, сын вашей старшей медсестры. Понимаете, я учусь сейчас на третьем курсе и обратил внимание на жалобы моей мамы. Мне кажется, что эти жалобы очень похожи на начальные симптомы рака желудка.

На лице Петра Анатольевича появилась понимающая усмешка.

– А скажите, молодой человек, что вы сейчас проходите по пропедевтике?

– Петр Анатольевич, я понимаю, вы думаете, у меня типичная ситуация третьекурсника, который впервые начитался медицинской литературы и находит у себя и всех близких симптомы любой болезни, но поверьте, это не так. У моей мамы практически постоянные боли в эпигастральной области, кроме того, имеется комплекс малых признаков рака желудка. А пришел я к вам с просьбой, чтобы вы воспользовались вашим авторитетом для направления ее на обследование, а то она сама пойдет тогда, когда уже совсем все будет плохо. Только я прошу вас, не говорите ей, что это я просил об этом.

Прошло около недели. Я вечером сидел в гардеробе больницы, изучая толстенный том по психологии на английском языке, когда ко мне заглянул Петр Анатольевич. Он взял из моих рук книгу, прочитал название, присвистнул и с интересом посмотрел на меня:

– Послушай, Сергей, ты откуда этот том выкопал?

– Да вот получил по межбиблиотечному абонементу.

– Ты что, так серьезно интересуешься психологией?

– Я вообще многим интересуюсь, и психологией в том числе.

– Сергей, я тут поспрашивал своих врачей, они все о тебе высокого мнения, считают в будущем неплохим специалистом. Редко бывает, что уже на третьем курсе можно такое сказать о студенте. Но зашел я сказать тебе о том, что отправил Дарью Васильевну на рентгенографию и скопию желудка. По малой кривизне нашли приличную язву, и по косвенным признакам рентгенолог не исключает озлокачествления. Так что надо уговаривать ее на операцию, там уже будет яснее, на что идти.

Отец, конечно, эту новость принял с тяжелым сердцем. Дома в течение месяца была очень нервная обстановка. Но после оперативного лечения, в ходе которого была проведена резекция двух третей желудка, мама довольно быстро восстанавливалась. При гистологическом исследовании диагноз рака был подтвержден. Но хирурги онкодиспансера были полны оптимизма.

– К нам на такой ранней стадии заболевания больные практически не попадают. Так что скорее всего все будет хорошо.

И суеверно стучали при этом по дереву.

Когда мы с отцом пришли в диспансер, мама была уже в палате. Выглядела она неважно, но при виде нас заулыбалась. Отец, как я его ни отговаривал, принес сетку апельсинов. Он считал, что это самый хороший подарок для больных, перенесших операцию. В палате было еще три женщины, и мы угостили всех.

Пока отец разговаривал с мамой, я пообщался с лечащим врачом. Тот был в курсе всей истории и долго тряс мне руку:

– Нет, это только студент первых курсов может ткнуть пальцем в небо и поставить правильный диагноз, не зная ничего! Любой другой бы сказал «язва, и никаких проблем». Так вот при гистологии выявилась типичная застарелая каллезная язва на малой кривизне. Как твоя мама не жаловалась раньше, не понимаю. Гистолог нашел только маленький фокус атипичных клеток в одном из краев язвы. Скорее всего, на этом все закончится. – Он снова суеверно постучал по столу.

После разговора я вернулся в палату, мы еще немного посидели и отправились домой. Шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Когда я посмотрел на отца, то увидел, что по его щеке скатилась одинокая слезинка, которую он, не глядя, смахнул рукавом. Я же шел совсем в другом настроении, ведь отец даже не подозревал, что в иной жизни это все закончилось бы гораздо страшнее.

«Вот еще одно дополнение в те изменения реальности, которые уже широким кругом расходятся вокруг меня, и чем эти изменения закончатся, я не знаю», – размышлял я.