На следующий день меня вызвали в деканат, и Мыльников озвучил свое предложение. Первой мыслью было категорически отказаться, у меня и так хватало забот. Однако, взвесив все преимущества, которые дает такая должность, я все-таки согласился.

После этого разговора я пришел в группу. Там все знали о случившихся переменах и пребывали почти в трауре. Девочки привыкли, что все проблемы решаются сами собой, а тут такая непруха. Но я быстро направил ситуацию в нужное русло, сообщив, что кандидатуру старосты группы я уже обговорил, это будет Молодцова. Да и я остаюсь в группе, так что все желающие могут обращаться прямо ко мне.

Олега Зарова мы с тех пор не видели, но вскоре прошел слух, что ему предоставили академический отпуск по болезни и он снова начнет учебу в следующем году.

Надо сказать, забот у меня после того, как я стал старостой курса, особо не прибавилось. Только приходилось еженедельно бывать в деканате, где периодически разбирались вопросы, связанные с нашим курсом.

Один из первых таких вопросов вскоре и возник.

Две наши девицы пришли вечером в анатомичку поработать с препаратами, то бишь с костями. Кости человеческого скелета лежали в учебных кабинетах в ящиках со стеклянными крышками, и любой желающий мог взять необходимую деталь и изучать ее сколько нужно. Эти две девицы сидели вечером: учили все бугристости, бороздки и все остальное. Но тут появился один не отличающийся большим соображением однокурсник, который якобы мешал им учиться. Не мудрствуя лукаво девушки закрыли дверь изнутри на бедренную кость. А этот, уж не знаю, как еще его назвать, придурок так рвался в дверь, что сломал эту кость. И надо же такому случиться: по коридору в это время, собираясь отправиться домой, шла наша завкафедрой.

Что там было, мне неизвестно, но, когда я на следующий день пришел в деканат, Анастасия Михайловна в гневе кричала о глумлении над человеческими останками, требуя исключить эту троицу из комсомола и говоря о том, что они недостойны учиться на медицинском факультете.

После того как все желающие преподаватели выступили, наш комсорг начала лепетать о том, что это хорошие студенты и мы их накажем по комсомольской линии.

Наконец слово взял я:

– Уважаемые товарищи, что вчера произошло? Две студентки, чтобы им не мешали готовиться к занятиям, закрыли дверь на человеческую кость, а студент, не зная, на что закрыта дверь, сломал эту кость. Да, они совершили проступок. Но вправе ли мы их наказывать? Ведь этим девочкам всего по семнадцать лет, до этого они никогда не имели дела с человеческими останками. А кто им объяснил, что так делать нельзя? Ведь не заложены природой такие знания в наш мозг, мы в течение всей своей жизни осознаем такие вещи. И я считаю, уважаемая Анастасия Михайловна, что это недоработка вашей кафедры. Я внимательно слушал ваши лекции. Вы нам очень хорошо рассказываете о строении человеческого тела, но вы ни разу до этого случая не говорили нам о том, как бережно мы должны обращаться с изучаемым материалом. Так что, по моему мнению, этих студентов, конечно, нужно наказать каким-то образом, но говорить об их исключении нельзя.

Во время моей речи Анастасия Михайловна внимательно смотрела на меня. По ее щекам поползли красные пятна, но в течение последующего обсуждения она больше не сказала ни слова. И этих двух девиц оставили учиться дальше.

После моего ухода в деканате разгорелась бурная дискуссия, и ее начала Анастасия Михайловна:

– Послушайте! Это что у нас делается – яйца курицу учат! Что себе позволяет этот сопляк? Учить меня! Да я таких, как он, сотни выпустила, и все обо мне с благодарностью вспоминают.

– Анастасия Михайловна, но ведь Андреев правильно сказал – это ваша недоработка, – с удовольствием напомнил Мыльников, недолюбливавший Сидорову за вздорный характер.

– Ну да, признаю, моя недоработка, но кто это говорил? Мальчишка! – по-прежнему негодовала Анастасия Михайловна.

– Ну успокойтесь, товарищи, – вступила в разговор декан. Она была заведующей курсом психиатрии и поэтому выступала чаще всего в роли арбитра. – Мы уже все обсудили. И у меня большая просьба к вам, Анастасия Михайловна. Зная ваш характер, я попросила бы вас при оценке знаний Андреева отнестись к нему объективно.

– А-а, вы опять меня упрекаете в необъективности! Да если бы кто-нибудь из них знал анатомию так, как ее надо знать, он бы одни пятерки получал! – воскликнула Анастасия Михайловна, но уже в пустоту, потому что все ее коллеги расходились из кабинета декана.

Пару недель Сидорова принципиально не замечала меня в коридорах анатомички и чуть ли не отворачивалась при встрече. Зато Мария Эдуардовна светилась от счастья и ласково называла меня Сереженькой.

Но буквально через несколько дней на очередном занятии Мария Эдуардовна уличила меня в том, что я не хожу в анатомичку и не изучаю препараты в натуре. На что я, не подумав, вытащил из портфеля атлас Тонкова и показал ей, по какому учебнику я занимаюсь. При виде этого атласа Марию Эдуардовну чуть удар не хватил. Она смотрела на меня через толстые стекла своих очков и только разевала рот. Вся группа замерла.

– К костям! – закричала Мария Эдуардовна.