– Чти «Отче наш».

Идиотское требование окончательно взбесило меня. А гимн богу Энки или гимны Заратустры ей не надо процитировать?! А то я могу. Как там у него? «К молитве снизойди, приблизься к возлияньям, что в жертву мы приносим, прими их для вкушенья, возьми их в Дом Хвалы»... А что – тоже молитва.

Интересно, в этой деревне все так забавляются с прохожими в час ночи? Нет, если бы знал эту молитву, то отнесся бы поспокойнее, но ни «Отче наш», ни Исусову[8] молитву, ни «Богородицу-деву», которая неизвестно чему радуется, ни прочее из требуемых от меня текстов я при всем желании прочесть не мог ввиду полного незнания.

Из божественного у меня в памяти имелось много чего. К примеру, учение древней Стои или понятия единого, возможного и необходимого сущего в изложении Ибн Сины. Даже о христианских направлениях я тоже мог бы поведать. Допустим, пять доказательств бытия бога Фомы Аквинского или учение о божественном озарении Бонавентуры.

Словом, всякого разного в голове хранилось изрядно, вот только связанного с православием – увы.

Не мое оно.

Я специализировался на зарубежной философии. Разве что если как следует поднапрячься – все-таки давно, еще на первом курсе дело было,– то смог бы припомнить Книгу Бытия, да и то лишь в аспектах ее сравнения с шумерским «Энума элиш».

А может, сказать ей о Световиде? Мол, я не сам по себе – волхв прислал. Хотя да, он же говорил о нем не упоминать. Ну и ладно – сам справлюсь. Но... не справился.

Краткий экзамен по «Закону божьему» был мною провален напрочь. Как результат, мне выставили в виртуальной зачетке жирный кол, выразившийся в том, что я был отправлен бабкой-невидимкой туда, откуда пришел, причем с ласковыми напутствиями лечь себе, яко подобает покойнику, и лежать тихохонько, а не лазить по ночам к православному люду.

При этом она еще и обзывала меня по-всякому, начав с какого-то опыря и заканчивая выходцем.

А завершила старуха свою гневную отповедь, преподав мне урок по знанию текстов Священного Писания, принявшись цитировать какой-то длиннющий кусок. Признаться, кроме часто повторяемых ею слов «боже, господи, всевышний» да еще «спаситель», я ни черта не понял, но героически выслушал, ни разу не перебив, поскольку к этому времени взял себя в руки.

Добиться, чтобы меня пустили на ночлег, было вопросом жизни и смерти, а потому все заморочки вредной бабуси следовало выдержать стоически, в надежде что старуха оценит мое прилежание.

«В конце концов, пусть себе тешится,– рассудил я.– Авось рано или поздно надоест, и тогда она меня пустит».

От нечего делать я стал подумывать, что на этой хате свет клином не сошелся – вон и другие стоят. Вот только собачий лай, то и дело слышавшийся вокруг – эдакий ленивый ночной перебрех на досуге, оптимизма не внушал. Там в случае неудачи мне дешево не отделаться, и разодранные джинсы, скорее всего, окажутся лучшим из всех последствий. Правда, говорят, что гавкающий пес не кусает, но не все же время он будет лаять. Найдет время помолчать и вдумчиво тяпнуть непрошеного гостя за вкусное местечко.

Опять же волхв – зря, что ли, он упомянул про крайнюю избу?

А потом до меня наконец-то дошло, почему бабка не хочет впускать меня в дом. Она же, дура старая, решила, что я – не человек, а покойник. Этот, как его, опыр. Тогда все понятно. Пускать в дом мертвеца, чтобы он выпил из тебя и прочих домочадцев кровь, и впрямь глупо.

Вообще-то додуматься до этой элементарщины надо было гораздо раньше, но, во-первых, после длительного пребывания на морозе у меня закоченело не только тело, но и мозги, то есть даже простейшие мыслительные процессы стали как-то изрядно тормозиться, не говоря уж о построении неких логических цепочек и ассоциаций.

Во-вторых, за всю мою двадцатитрехлетнюю жизнь мне ни разу не доводилось сталкиваться с подобными суевериями. Разве что в кино, но дешевые ширпотребовские ужастики из Голливуда на эту тему мне доводилось видеть последний раз лет шесть или пять назад – не охоч я до них,– и потому не сразу врубился в столь очевидные вещи.

Теперь возникал извечный русский вопрос: «Что делать?»

По доброй воле открывать дверь она не станет, значит, остается... выломать ее? Я отступил в сторону и оценивающе оглядел крепкие бревнышки, из которых она была сложена. Та-ак, основной крепеж на поперечинах, которых всего три. Если попытаться...