– Я не хочу вам ничего говорить, Мартин.

– А Э., наверное, искала во мне человека, способного заменить ей отца. Я на семь лет старше нее.

«Вот это да! А по вам не скажешь. Должно быть, это прогулки на велосипеде на вас так здорово влияют!» – сказала Кирстен, но только в моем воображении. А в реальности она озвучила очередной вопрос:

– Ваши родители не пытались связаться с вами потом?

– Я сам разыскал свою мать, когда уже был в Кембридже. Она попросила меня больше никогда не докучать ей своими звонками или визитами. А отец спился и умер через несколько лет после развода.

– А с бабушкой и дедушкой вы были близки?

– Дед был в плену в Японии. Он женился на бабке перед самой войной. Когда дед не вернулся, она решила, что он погиб, и закрутила роман с одним американцем тут, в Великобритании. Когда дед возвратился из плена, он так и не смог ей простить этого. И остаток жизни провел, наказывая ее и дочь – мою мать.

– А ее отцом был американец?

– Дед никогда не забывал об этом. И никому не давал забыть. Так и исходил злобой до самой смерти.

– А на вас он тоже злился?

– Он любил меня запирать в чулане под лестницей.

Сам не заметив как, я оказался в незнакомой для себя ситуации. Я даже Э. не рассказывал о чулане, который провонял воском для дерева на основе какого-то едкого растворителя и был таким маленьким, что мне приходилось сидеть в нем, поджав колени к груди (а я был высоким ребенком). Как же я боялся, что лестница рухнет на меня, когда дел штурмовал ее, чтобы попасть в свою спальню. С потолка чулана сыпалась пыль, и мне приходилось подавлять чихание. Потому что деда раздражал любой шум. Стоило мне чихнуть, и он вытаскивал меня и начинал бить деревянной щеткой. Один раз он продержал меня в чулане шестнадцать часов.

– Это преступно жестокое поведение, Мартин.

– Скажем так: мое присутствие в доме вызывало его недовольство. Возможно, плоды пленения. Мне страшно подумать, как обходились с дедом японцы во время войны. А бабка была слишком запугана, чтобы вмешиваться.

– Как же вы выжили?

– Я жил надеждой. – Мне не следовало говорить ей этого, но я не сдержался. – А надежда – великая вещь. – Я опять сделал паузу, обдумывая последствия тех слов, которые уже были готовы сорваться у меня с языка. – Был такой ученый по имени Курт Рихтер. Возможно, вы слышали о нем. Он провел массу новаторских исследований в 50 годы прошлого века, в том числе и связанные с биологическими часами.

– Мои часы тикают так громко, что я не сплю по ночам, – рассмеялась Кирстен.

Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Но самое важное открытие Рихтера касается надежды; впоследствии его так и назвали – «эксперимент с надеждой». Рихтер поместил несколько диких крыс в контейнер с высокими стенками, наполненный циркулирующей водой, чтобы течение на поверхности воды мешало крысам удерживаться на плаву. И посмотрел, как долго они будут плавать, прежде чем умрут.

– Это чудовищно.