Беглец стал творить сущие бесчинства. Клеймо впитало в него кровь вампира, которая начала обращение. Преступник не соображал, что делал, когда убивал и выпивал чужую кровь — и так завершил своё превращение в ночного монстра. Солнце уничтожило его — просто тот не понял, что происходило.
Эдварду стало известно об этом случае. Он обнаружил клеймо на трупе. Но не стал тогда придавать этому значения. Позже похожие случаи повторились.
Он начал расследование. В итоге Эдварду удалось уничтожить проклятое железо. Он думал, что эта история закончена, пока его каким-то образом не нашёл Мэтт.
Он оказался единственным из тех, чей разум превзошёл инстинкт убийства. Но долго глушить его было мучительно сложно. Открывшись колдуну, Мэтт просил совета.
И тогда Эдвард решил провести своего рода эксперимент. Ему впервые открылось, что какая-то сверхъестественная тварь могла сражаться со злом в себе. Не развить эту тему было бы непростительно.
Итак, оказалось, что поскольку Мэтт не завершил обращение — застыл между человеком и вампиром. Ему достались сверхъестественная скорость, жажда крови, бессмертие. При этом он не мог питаться человеческой пищей, но солнце пока не убивало его — для этого надо было выпить человеческую кровь. А ещё… Без неё Мэтт чах с каждым днём. Через некоторое время он грозил превратиться в ходячий труп. А кровь древнего вампира в нём толкала на самые жестокие желания.
Эдвард стал разрабатывать средство, способное помочь Мэтту. Колдун тестировал на нём самые разные свои зелья. Некоторые эксперименты заканчивались непредсказуемо, а потому мужчины практически не оставляли друг друга.
Мэтт находился в добровольном заточении. Он пытался сражаться со своими демонами, но пока это было слишком сложно. А потому не оставалось ничего, кроме как принимать любые эксперименты колдуна и следовать его советам.
Эдварду тоже было непросто. Единственное, что он в итоге смог придумать — средство, которое позволит Мэтту выжить полувампиром, получеловеком. Он будет жить обычной жизнью, но раз в месяц принимать приготовленное колдуном зелье.
Один нюанс — поскольку зелье будет сдерживать кровожадную сущность Мэтта, иногда он будет чувствовать жажду убивать. Сильнейшую, в которой выплеснется всё, что ограничивалось прежде. Но, в отличие от нынешней ситуации, эти срывы будут постепенно склоняться к минимум. Кто знал, возможно, через какие-нибудь лет пятьсот они и вовсе исчезнут. Оба надеялись на это, но оставались реалистами. Выжечь метку из тела Мэтта было нереально. Они пробовали. А потому об уничтожении срывов пока речи не было — лишь о сдерживании.
А главное… Если Мэтт хоть раз сорвётся и выпит даже маленькую капли крови — он станет вампиром. И тогда пути назад уже не будет.
Всё это так стремительно обрушивается на меня, что я не сразу собираюсь с мыслями. Пятьсот лет? Мэтт будет жить вечно? Жажда крови?..
Привычный мир рушится с каждым новым вздохом. Голова кружится.
Под внимательным взглядом Эдварда я вдруг осознаю одно. Неважно, что сейчас происходит. Главное — это я и Мэтт. И что будет с нами.
— Я должна быть рядом. Я доверяю ему и знаю, что он меня не тронет. Когда-то у нас был разговор, в котором мы обещали быть вместе навсегда и не отступать друг от друга, что бы ни было. Я напомню ему это, — решительно говорю.
Эдвард смотрит на меня с одобрением. Или мне это только кажется? Потому что он при этом качает головой. И говорит совсем не то, что хочется услышать:
— Нет, Сиенна. Боюсь, сейчас Мэтту действительно нужно время. И я даже не могу сказать, сколько. Он верит, что вернётся к тебе и вправду не собирается отступать. А потому борется изо всех сил. Но я буду реалистом — на обретение уверенного контроля уйдут годы, как бы он ни хотел справиться раньше. Ему рискованно быть с тобой.
Он говорит максимально серьёзно, твёрдо, с нажимом. И я понимаю — меня просто не пустят к Мэтту. Судя по тому, что я узнала, Эдварда можно понять. Вряд ли Мэтт допустил или простил бы такое.
Ведь он явно прощался со мной тогда… Хоть и обещал вернуться.
— Мы не можем быть обречены. Вместе мы справимся со всем. Я скорее умру, чем отступлю.