– Так точно. Вот тулуп накиньте и пойдёмте в мою таратайку. Ещё полчаса и будете в тепле и уюте. Второй день эдакое светопреставление. – Военный поздоровался, не снимая отлично сшитых кожаных перчаток, накинул на Бориса Ивановича тулуп и увлёк за рукав в сторону небольшого грузовичка.

– Ну, ничего себе?! Что это? – вырвалось у Шавырина, когда они подошли к машине.

– Нравится. Сам красил. Чтобы издали видно было, – пояснил оранжевый цвет машины, встретивший его военный.

– Лыжи? – только и смог проговорить конструктор. И, правда, вместо передних колёс грузовичок был оборудован большими металлическими лыжами, крепящимися на занятную рычажную конструкцию. Но это полбеды, задних колёс у машины тоже не было, вместо них находились гусеницы и катки по образу танковых.

– Да, это «Форд – снегоход». Молодцы американцы, такую полезную технику придумали. Пришлось с ней, конечно, повозиться, почитай американского только название осталось. Всё остальное сами переделывали и приспосабливали. Хлипкая была машина. Но придумана здорово, тут не отнять.

Борис Иванович понял, почему в тулуп его завернули. В машине было холодно, чуть тёплый поток шёл по ногам, но всё равно до рубашки не раздеться. А так в огромном тулупе завернулся и пригрелся. В окно один чёрт ничего не видно, хотя опять удивительная вещь, у водителя перед ним, прямо по ту строну окна, двигалась конструкция, которая сметала снег со стекла. Сама двигалась. Значит, какой-то механизм приспособили американцы.

– Интересная придумка, – ткнул пальцем в неё Шавырин, – молодцы американцы.

– Стеклоочиститель? – заржал почему-то водитель, – В носу у них не кругло такую штуку сделать. Это наши умельцы из механических мастерских собрали. Щётка-то была, а вот двигать её из кабины нужно было, тут такая ручка была, – парень ткнул в место, где виднелась и правда небольшая ручечка.

– И как тогда это работает?

– Звиняйте, не скажу. Не механик, моторчик стоит вот, кнопкой включается, там тросик, колёсики и рычажки разные. Малюсенькие все. Сложно, образование нужно. Я вот отслужу ещё два года и демобилизуюсь, в техникум буду поступать. Так-то у меня четыре класса было. Из деревни я. Из-под Ярославля…

– Так и я ярославский. Отец железнодорожником был. Рабфак окончил в Ярославле, а уж потом в Москве училище имени Баумана, – обрадовался Шавырин, что так далеко от дома встретил земляка.

– Вот и я сейчас на рабфаке своеобразном учусь. У нас три раза в неделю по шесть часов учёба идёт. Два года уже, так что я сейчас за шестой класс буду весной экзамены сдавать, а на демобилизацию пойду уже с полной семилеткой и даже если поступлю, то с первым курсом военно-технического техникума. Есть у нас в части. Там такие зубры преподают. Меньше профессора и нет никого. Технические дисциплины мне легко даются, а вот с языками хуже. Немецкий нормально. Не сложно. А вот китайский с японским и корейским тут хуже, а латынь вообще надоела, сдать бы её быстрей.

Крестьянского парня в армии учат сразу пяти языкам, причём четыре из них куда как экзотические, людей, владеющих ими на европейской части СССР, можно по пальцам одной руки пересчитать, а тут воинская часть и всех учат. Или нет?

– И что у вас в части все изучают пять языков и именно этих? – поинтересовался Шавырин у словоохотливого водителя.

– Все. Ну, языки разные, не все латынь, есть английский, кто учит, есть арабский.

– Арабский? Что же у вас за часть? – всё страньше и страньше, как написано у одного американца.

– А вот сейчас всё увидите, товарищ Шавырин. Приехали. Вон и штаб наш. Окна горят.