Чем дольше я говорила, тем больше заводилась. Теперь я была уверена в откровенной неприязни Шувалова, и отчего-то мне это было небезразлично. У меня в жизни еще не случалось такого, чтобы мужчина относился ко мне с явной неприязнью. Что он обо мне думает? Что я ему плохого сделала? Разве Федор женат? Или я замужем?

В общем, неожиданно для себя я заплакала. Зарыдала. И мне самой это казалось совершенно необъяснимым. Я рыдала так горько, что Шувалов, кажется, испугался.

— Лариса Сергеевна! Лариса! Лара! Возьмите себя в руки, нельзя же так!

— Вам можно, а мне нельзя?

— И мне нельзя, — грустно сказал он и, остановив машину, протянул мне носовой платок.

— Не надо, у меня есть, — всхлипнула я, но платок взяла.

— Подумать только, я старше вас на двенадцать лет. Это целое поколение. Я умею пользоваться компьютером и мог бы купить себе самый навороченный ноутбук, но по привычке пишу в блокноте шариковой ручкой. Военным уже давно разрешены разводы, но я живу с женой… В общем, с женщиной, которая… Бог снизошел к моей глупости, и не дал нам детей…

— Как вы можете так говорить? — возмутилась я, у меня даже слезы сразу высохли. — Ведь дети…

— Что — дети? — Он опять посуровел.

— Дети примиряют нас с жизнью.

— Ах вы, мой маленький философ, — усмехнулся он, притянул меня к себе и осторожно коснулся моих губ; без всякого намека на чувственность. И тоже, слегка передразнивая меня, проговорил в песенном ритме: — «Почему ты мне не встретилась, юная, нежная, в те года мои далекие…»

Это был как гипноз. Потом я объяснила для себя: наверное, всякий настоящий командир или руководитель хотя бы в малой степени им обладает. Потому что в тот момент на меня нашло умопомрачение. Скажи мне Шувалов: поехали со мной на край света, в тайгу, глухомань, где мы будем жить в охотничьей сторожке, — я бы пошла за ним, даже забыв предупредить родителей, подругу Олю, не вспоминая об оставленной фирме и вообще своем деле. Это просто не лезло ни в какие ворота, тем более что о предполагаемом браке с Михайловским я раздумывала до сих пор…

Хорошо, что Шувалов только на миг прикоснулся ко мне, а потом отодвинулся и уже больше не пытался приблизиться.

А я сидела, тщетно пытаясь унять мелкую дрожь, которая сотрясала каждую частичку моего тела. Я будто заглянула в бездну, из которой на меня потянуло дурманом, забвением, бесконечным полетом вниз, от чего, наверное, останавливается сердце.

Уеду срочно я из этих мест! Но Шувалов уже выпустил меня из своего магического круга. Освободил. И сам при этом застегнулся на все пуговицы и опять стал недоступен.

— Вы ведь тоже меня не очень жаловали, а, Лариса Сергеевна?

— Ну еще бы. Чуть ли не в день приезда узнать о вас… — Я запнулась.

— Ну и что гласит обо мне народная молва?

Даже слова он говорит одни и те же, что Александр Бойко. О нем гласила не молва, а внутренние органы. Имеется в виду не человеческие, а органы общества. Но я не стала уточнять.

— Вас числят консультантом по торговле женской одеждой, контролером качества принимаемого вами оружия, аналитиком — говорят, и операции бойковской банды вы тоже разрабатываете…