Повинуясь легкому движению руки, мягкие женские ладони вернули рубашку тонкого полотна обратно, прикрывая выпирающие ребра мальчика.

— Хмм!..

Пока лекарь Стендиш задумчиво пощипывал свою по-европейски куцую бороденку, ухаживающая за принцем крови служанка успела привести его постель в надлежащий порядок и теперь молчаливо стояла рядом. Сам же он пребывал в сильном сомнении — стоит ли и дальше пользовать микстурами и пилюлями принца Димитрия, или уже можно прекратить? С одной стороны, лекарства явно шли ему на пользу — пациент стал более подвижен, у него появился просто отменный аппетит, да и румянец стал довольно частым гостем на впалых щечках. Был и еще ряд других, не менее верных признаков. С другой же стороны, эта его постоянная сонливость и странная худоба, при том что кормили сына правителя очень сытно и чуть ли не за двоих! Да ко всему еще и полная немота!.. За все время, что прошло со дня его чудесного исцеления, наследник не произнес ни одного слова. Да что там слова — даже мычания или стона и то никто не услышал! Вдобавок Ральфа чем дальше, тем больше тревожила неприкрытая злость в глазах мальчика, направленная именно на его скромную особу. Понятно, что приготовленные им тинктуры горьки и неприятны на вкус, и в последнее время он даже добавлял в них мед… Не в ущерб лечебным качествам, конечно. Но все же — такие чувства в столь нежном возрасте?.. Будь пациент менее знатен — он бы этим, может, и пренебрег, да только, к его величайшему сожалению, принц крови к таковым ну никак не относился.

— Сегодня, пожалуй, обойдемся без… Пилюль. Да, определенно.

Все та же челядинка молчаливой тенью скользнула к сундуку у окна, на котором аккуратным рядком были расставлены драгоценные (из-за содержимого, конечно) кувшинчики, и привычными движениями начала намешивать в небольшой серебряный кубок целебное питье.

— Испей, царевич. Еще глоточек и еще один. Вот и хорошо, вот и ладушки!..

Утерев темные капли микстуры с уголка бледных губ, женщина отошла сполоснуть кубок, а мужчина внутренне поежился, заметив на себе долгий и обещающий очень много всего плохого взгляд синих глаз. Вернее сказать, темно-синих, но вот в такие моменты ему почему-то казалось, что именно черных. Кстати, еще одна странность, связанная с принцем крови, заключалась в том, что Ральфа в его присутствии охватывала неожиданная слабость и головокружение, и приключалось все это именно тогда, когда он производил осмотр тела. Отчего он в последнее время старался не прикасаться к мальчику лишний раз (по крайней мере, своими руками). И как ни странно — это помогало!.. Подавив невольный вздох и отогнав от себя мысли о возможной порче и темном колдовстве, наложенном на наследника престола и частично перешедшем на него, Стендиш перекрестился и отступил на пару шагов назад, выходя тем самым из видимости своего пациента. Терпеливо дождался, пока сиделка тоже осторожно отойдет на свое место у окошечка, усядется и через некоторое время едва заметно кивнет, подтверждая, что принц успокоился и заснул. Еще раз перекрестился и вышел, радуясь: на сегодня все его заботы были окончены.

«Коз-зел английский! Чтобы у тебя руки по колено отсохли, урод!..»

Изрядно окрепшее и разросшееся за прошедшее время средоточие поддержало своего хозяина сильной волной колючего тепла, прошедшей по пищеводу в живот и превратившей «микстурку» лекаря-неумехи в обычную травянистую бурду. Ну по большей части. Вообще, если бы не «квалифицированная» медицинская помощь в исполнении иностранного (потому как крестился на католический лад) коновала и предыдущее «успешное лечение», Дмитрий, пожалуй, еще неделю назад рискнул бы попробовать встать и пойти. А пока… Приходилось большую часть и так невеликих жизненных сил пускать на то, чтобы выводить из тела накопившиеся шлаки и токсины плюс сводить на нет действие темно-коричневой бурды, вливаемой в него под видом лекарства. И пилюль, изготовленных из сурьмы с ртутью. Последнее средство вообще считалось универсальным — ну прямо великая панацея, не меньше.

«Мало мне было слабительного, стимуляторов и ртутных биодобавок — так теперь еще и желчегонное с кроветворным добавилось. Этот дятел что, думает, что у меня анемия и камни в желчном пузыре образовались? Впрочем, чему там думать, вся голова — одна сплошная кость!.. Слава богу, что хоть его пилюли удается потихоньку выплевывать. Иногда».

Глубоко вздохнув и одновременно с этим стянув все тепло из тела в средоточие, Дмитрий (а теперь он называл себя так даже в мыслях) ровно выдохнул и вместе с этим выпустил обратно тепло. Вдохнуть-выдохнуть, опять стянуть все тепло, выдохнуть и выпустить его обратно — раз за разом повторяя привычный цикл. Средоточие засияло маленькой звездой, посылая волны по всему телу, ток силы проходил ровно и почти без помех — сначала запекло в спине, затем приятно потеплели ноги и руки, чуть-чуть зазудело на кончиках пальцев… Вот средоточие словно бы уплотнилось, ощетинилось короной мелких разрядов, замерло — и полыхнуло короткой и неимоверно горячей вспышкой боли, разом уменьшившись вдвое. А заодно высветив на пару долгих секунд удивительный в своей невозможной красоте узор. Завораживающий, бесконечно сложный и пронизывающий каждую клеточку тела, свитый из толстых, средних и истончающихся во что-то совсем уж невидимое нитей самого разного цвета. Загадка, которая увлекала его, и чем дальше, тем больше! Тем временем боль утихла, унося с собой видение нереальности, тут же сладко-сладко заныло где-то под сердцем, легкая испарина пробила виски, а следом накатила приятная усталость и сильное чувство голода. Даже чересчур сильное, организм прямо и конкретно требовал — жрать! Нет, можно, конечно, и поесть, но лучше бы, хозяин, просто и без ограничений — пожрать. И лучше всего — чего-нибудь мясного.

Бхур-р-р!

Привыкшая к особенностям аппетита царевича сиделка тут же скользнула за дверь, с тем чтобы через краткое время вернуться, неся в руках широкое плоское блюдо из потемневшего от времени серебра. Поплыли по воздуху вкусные ароматы…

— Во-от так!

Худенькое тельце подтянули повыше, подложив под голову и спину дополнительную подушку. На грудь постелили холщовую тряпицу, затем на колени поставили глубокую плошку с нежнейшим пюре. Из обычнейшей белорыбицы, чуть приправленной луком, — ибо картошка в это время еще даже и экзотикой не была по причине полнейшего своего отсутствия. Правая рука довольно уверенно подхватила резную деревянную ложку, чуть зачерпнула и поднесла к губам. Потом еще раз и еще — до тех самых пор, пока плошка не опустела. На смену пюре пришел небольшой кувшинчик (чтобы можно было просто отпивать, не утруждая руки), примерно до половины заполненный жиденькой похлебкой с частыми волоконцами куриного мяса. Затем кубок с удивительно душистым и вкусным хлебным квасом, после чего все вернулось на круги своя, — опустевшее блюдо унесли обратно в поварню, а царевич, тихонечко отдуваясь, поудобнее устроился на своем ложе, самостоятельно перевернувшись на правый бок.

«Мм!.. Хорошо!»

За спиной еле слышно скрипнула дверь, сигнализируя тем самым о его полном (хотя и очень недолгом) одиночестве. Сиделка, привыкшая к тому, что ее подопечный всегда дремлет час-другой после своего второго обеда, иногда позволяла себе ненадолго отлучиться, даже не подозревая при этом, насколько ей признательны за такой подарок.

«Так, одеяло долой! Левая нога, правая!..»

Повинуясь молчаливым командам, ноги согнулись и разогнулись, тем самым свидетельствуя о своем полном и безоговорочном восстановлении. Худые руки дотянулись кончиками пальцев до коленных чашечек, затем немного дальше, еще чуть-чуть, затем тело крутнулось из стороны в сторону, а колени поочередно приблизились к впалой груди. Переворот на левый бок, широкий мах ногой и рукой, на правый — и то же самое, а под конец он даже попробовал отжаться. Получилось! Целый раз, хе-хе. Поправить немного растрепавшуюся постель, накинуть обратно одеяло и вытереть его уголком испарину с лица. А еще успокоить забухавшее было сердце и унять частое дыхание — как раз к тому моменту, как за спиной опять еле слышно скрипнула дверь.