Кот не ответил, запрыгнул на стул, положил передние лапы на стол и принялся есть. Я тоже села, переглянулась с Петей и отпила чай. Так просто от Кота не отстану, пусть объясняется.

— В Нави хорошо зарядился, вот и разговариваю. Потому и отсыпался, — буркнул Кот в миску.

— Так! — я отпила чай и прокрутила в голове вчерашние вопросы. Вспоминаться они не хотели, вот совсем, что ужасно злило. Ладно, спрошу про печь и клубочек…

— Поесть дай, — только и ответил Кот.

Дала. Молча ели, причём Кот свой корм прямо-таки смаковал, хотя обычно сметает всё за секунду. Ещё и на блинчик мой позарился, но я не жадная, поделилась.

— И? — поторопила его, как только он закончил.

— Так, слушай внимательно, кто знает, сколько я ещё разговаривать смогу. Первое — печь. Она, конечно же, волшебная, ты про это и в интернетах прочитать сможешь: испокон веков Баба-Яга на печи лежит — нос в потолок.

— Вынюхивает, что в лесу её происходит, — добавил Петя.

— Вот-вот, — кивнул Кот. — С печи весь лес видно, но словами не объяснить, самой придётся полежать. Где беда произойдёт, помощь нужна, интересное что твориться или кто Ягу ищет — печь сообщит сигналом.

— Каким?

— В голову сообщит, а как это происходит — словами не сказать. То ли образы видятся, то ли слышится что-то. Волшба древняя, сложная, сто раз уже переживал это, да никак не пойму устройство… Так вот! Если печь непонятно что показала или подробности нужны, тогда к блюдцу обращаться нужно, к тому, что висит в зале. Много таких в мире сделали, но это — самое сильное, древнее. Просто просишь, оно и показывает.

— Например? — не смогла представить.

— Пошли, — Кот спрыгнул со стула и пошагал в зал. Мы — за ним.

Только сейчас я осознала, что диван стоит странно — прямо напротив настенного блюда, как обычно ставят перед телевизором. Кот запрыгнул на кожаную обивку и посмотрел на нас.

Тоже сели, Кот подождал, когда мы перестанем вертеться, и заговорил:

— Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города, и поля, покажи мне и леса, и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку.

Раздался звук, словно ветряные колокольчики зазвенели, послышалось шуршание полей, морской прибой, шелест листьев. Блюдо засветилось, да так ярко, что пришлось прищуриться, а когда свет затих, по серебряной кайме катилось самое настоящее яблоко: раз кружок, два, словно кто-то по ту сторону блюда придерживает яблоко магнитом.

Полированная плоская поверхность, обычно отражающая помещение, вдруг зарябила, поплыла, и мы увидели, словно снятый с высоты птичьего полёта, лес, залив.

Взор переместился, показывая питерскую «Кукурузу», вновь убежал к воде, к Балтийскому морю. Картинка мигнула, и теперь блюдце показало нам поля, затем, высотки, кажется, «Москву-Сити». И снова леса, поля, озёра, дома — деревянные и каменные, развалины и современные постройки, невероятную по своей монументальности скульптуру «Родина-мать», Новгородский Кремль…

— Божечки… — прошептала, заворожённая. Казалось бы, ничего удивительного для человека ХХI века — своего рода телевизор, но нет. Блюдечко показывало совершенно иначе и больше походило на окно. Звуки, лёгкий ветерок, даже запахи ощущались, казалось, можно протянуть руку и провалиться в этот круг. Никакой телевизор не способен передать изображение столь точно.