— Нормальных ты своими шуточками до икоты довёл, а зачем мне ущербные? — делано вздохнула я.
Рыжий тоже икнул, но только один раз. После чего выступил вперёд, присел на корточки и попытался коснуться говорящего пня.
— Оно что… оно… оно — живое?!
— Но-но-но-но! — выругался дедок. Трусишек он всё же любил немного больше, чем любопытных экспериментаторов. — Эй, растопырки убрал! Лапать он ещё меня будет! Я тебе самому сейчас бороду повыдираю!
— Это не борода, это волосы, — поправил Вис. Он не только не спешил выпутывать руку-ветку из своей шевелюры, а ещё и сам любознательно дёргал пушистую растительность на растрескавшейся морщинами коры мордочке лесовика.
— Да кто вас, человеков, разберёт!
Вис обернулся ко мне с неподдельным детским восторгом:
— Оно живое! — сообщил он, как великое открытие. И добавил задумчиво: — Это ж можно в клетку посадить и продать богачу такое чудо…
— В клетку? — заскрипел дедок. — Опять?! Не-не-не, мужик! Так не пойдёт! Не живой я, нетушки!
И тут же, не разделяя слово и дело, врос корнями в землю и замер, став неотличим от обычного узловатого пня. Когтистая лапка примерился, попытался его приподнять, потом подрыть, но старик упрям. Наверняка запустил корни до самых подземных вод: не то что в одиночку, вдесятером теперь не выкопать!
— Лопаты нет? — уточнил Вис. — Нет? Точно? А если посторожить и сбегать…
— И что? Сбывать на рынке кусок дуба? — я присела на пенёк, пока старик изображал древесину. В другой день он бы мигом осерчал, но теперь-то из роли уже не выйдешь!
— Но он же живой!
— Разве? — я стукнула по коряге. В ответ из глубин дерева донеслось приглушённое ворчание, но пень так и остался пнём. — Обычный чурбан.
— Но я же слышал!
На пеньке проступил рот.
— Я есть пень! — сообщил он. — Иди в…
Куда именно, мы так и не узнали, но догадывались. Рот пропал так же легко, как и появился, затерявшись в складках коры.
Вис восхищённо выдохнул, сел на землю и привалился спиной к пеньку.
— Потрясающе! А ещё что есть интересное? Ах ты зараза гнилая! — с руганью вскочил, хватаясь за ягодицу.