Тренер был худ, жилист, имел неправильный прикус и привычку, приглядывая за нами, периодически замирать столбиком, со сложенными на груди руками и напряженно вытянутой шеей. И понятно, что выглядел он при этом, чисто суслик в степи. Вот только вид его, такой безобидный на первый взгляд, был обманчив, рассказывали, что на ковре он не раз заваливал соперников, которые против него медведями смотрелись. Вот и получается, что не суслик, зверек, не только мелкий, но и слабый, а именно, что — Сусел.
— Ай!
Вот, все ж приложилась. Машка отвалилась от окна и, не снимая ног с полки, уселась напротив меня, потирая нос.
— Сильно? — озаботился я.
Говорить, что предупреждал, не стал — уже и так получила.
— Не-а, — помотала та головой и отняла руку от лица.
Нос был красным, но не кровил. Так что, может, и правда, треснулась не сильно, а больше натерла.
— Глазки что ль нарисовать? — то ли меня спросила сестра, то ли вслух подумала, но поковырявшись в большой цветастой сумке, которая только по недоразумению могла называться мелким словом «косметичка», достала оттуда зеркало, посмотрелась в него пристально, и изрекла:
— Думаю, не стоит. Там жара страшная, потечет еще, буду с таким носом на клоуна похожа. А я их не люблю…
Я согласно угукнул, одновременно и на то, что размазанная тушь под такой носяру не комильфо смотреться будет, и на то, что знаю о том, что сестрица моя с детства клоунов не любит.
А поезд уже пыхтел по подъездным путям к вокзалу и потихоньку готовился подтягиваться к перрону.
— Ничего не забыла? — спросил я Маню, потому как вещей у нее было раз в десять больше, чем у меня, и размотала она их по купе за два дня поездки, ровно в той же пропорции.
— Да вроде нет… — оглядела она наше временное пристанище, но все ж полезла шарить по верхним полкам и багажной нише над дверью.
Пускай проверит, а то, как наши соседи вышли в Ростове рано утром, так я приметил, что за последние несколько часов нашего личного пользования купе, Машкино барахлишко принялось расползаться по нему с удвоенной скоростью.
Да, соседи вышли… но были они не ахти, притом настолько, что когда к нам, так больше никто и не подселился, я воспринял это, как моральную компенсацию… не знаю, от судьбы или какого-нибудь дорожного божка, если таковой где-то когда-то имелся.
Так что, скатертью дорога бывшим соседям, как говорится, а нам бы и не вспоминать о них… но, полтора суток нескончаемого прессинга по нервам, так просто не забудешь!
Нет, мужик, Коля, как он представился, но звался своей половиной упорно Заей, был вроде и ничего. Я б определил поточнее, если б он себя, хоть как-то проявил, а так, только навскидку.
Но вот его мадам! Ну, такая… сисястая, губастая — все, как у лучших ледей из Инсты, при этом манерности сверх нормы, а манер никаких.
Так вот, мадам… это оказалось нечто! Этой Лоле… подозреваю просто Лене… все не так, да не эдак было! То дверь открыть надо, хожденья воздуха, видишь ли, нет, то дверь закрыть — детишки бегают, то наши с Манькой пирожки, купленные на перроне во время остановки, воняют, то ее же Зая чай шумно пьет.
Но больше всего она меня достала.