– Видишь? – взревел Ястреб. – И Марк найдется! Нас кривым… ломом не возьмешь! Он же – ученик Старого! Вот вместе и вернутся!
Но Чума не слушала его, уткнувшись в визжащий сверток, – ревела, как стельная корова, пароходным гудком. Обняв ее, в унисон сестре и Прыгуну, ревела Ворониха.
– Скверно, скверно! – гудел Пятый, эхом Воронихам, как плача, таская из горящих обломков людей, не разбирая возраста, пола, общественного положения – для скверны они все одинаковы. Все – безликие сгустки биоэнергии. Пятый шагал прямо через скверну, пожирающую радиацию и жар ядерного пламени, сразу за город. Скверна для Пятого была всем. И порталом – тоже. Он через скверну проходил через любые стены, сквозь любые завалы. Куда могла пройти скверна – туда мог пройти и Пятый. Для Владыки скверны скверна была самой его сущностью, ему подвластной, им управляемой.
Выживших, кстати, было больше, чем можно было подумать, видя клубящееся буйство энергий распадающихся элементарных частиц, зная, что камень от этого кипит, пузырится и испаряется, видя разрушения города, всеобщие пожары, – горело все, что могло гореть. А что не могло гореть – плавилось.
Но это земляне постиндустриальной эпохи при крике «Драконы!» побежали бы на открытые места, доставая телефоны и раскладывая палки для селфи. Земля полна скучающих непуганых идиотов.
А миряне пуганые. Крепко пуганные. И миряне тоже побежали. Но воины, стражи и маги – вверх, подгоняемые Долгом, а все остальные – разрывая дистанцию между собой и опасностью, стравливая попутные газы и зажимая руками выходные отверстия – как можно дальше от «драконов». А зная, что «драконы» – властители неба, прятались как можно глубже, чтобы между летающим, огнедышащим «нечто» и твоей тушкой было как можно большее расстояние и как можно больше препятствий. Вычищенный людьми Корня Ночного Хорька Нижний Город (подземный), вычищенные Градостроительной службой ливневые стоки, высохшие зимой – по собственным подвалам и подземельям. Понятно, что в эпицентре выжить нереально даже в подземелье, а вот чуть дальше люди были еще живы, заваленные горящими обломками надземных строений.
Буйство реакций распада ядер пожирало город. Скверна пожирала буйство реакций распада ядер. Грибы ядерного пламени на глазах оседали, пожираемые черным густым туманом, стелящимся, тянущимся туда, куда им, скверне и Пятому надо, а не куда дует ветер. Скверне, растущей на глазах, поднявшейся уже выше остатков башен крепостных стен.
Белый, шокированный в очередной раз, всмотрелся в глаза Синеглазки и поцеловал ее крепко, как после долгой разлуки. Он вновь ощутил себя живым, обретя волю к борьбе. Повернулся к Ястребу, выставив руку.
– Сначала? – спросил Белый, ухмыляясь, сверкая искрами в глазах.
Ястреб ударил по ладони Белого, тут же по ней хлопнули Корк, Корень, Шторм, все еще шатающийся и не падающий лишь потому, что Корк держал его за воротник щегольской куртки.
– Мы еще живы, братья! – кричал Ястреб. – А значит, враг проиграл! Начнем сначала! С чистого листа! Мы наш, мы Новый Мир построим! И будут яблони в Пустошах цвести! Да?!
– Да! – дружным ревом ответили все, кто был на Каменном Пальце, одиноко торчащем из вод равнодушного моря.
Примечания
1
Белый еще не знает, что Мышь и Рулевой погибли. –
2
Буквально имя переводится как Черная, Мрачная, Непроглядная Буря, но «буря» – женского рода, а владелец имени – мужского. –
3
Здесь и далее термины и значения языка рептилоидов приведены даже не в буквальном переводе, а в смысловом, подбором наиболее близких и понятных моим современникам значений, пусть и с некоторой потерей изначальных смыслов. –
4