Ответом ему был взрыв хохота. С корабля полетели канаты, посыпались низкорослые островитяне, с обезьяньей ловкостью швартующие корабль и ставящие сходни.

Черный Шторм подошел вплотную к Белому, пристально вглядываясь в его глаза, невольно задирал нос, стараясь вытянуться, приосаниться, чтобы стать хоть чуть, но выше.

– С посольством, говоришь? – тихо спросил Белый. – Но под своим личным стягом?

Черный – опять ослепительно улыбнулся. Излишне громко, нарочито, закричал:

– Ну, ты же знаешь, как я учился в университете!

– Помню! – невольно усмехнулся Белый. – Я заканчивал учебу, а ты поступил. Сразу поставив на уши весь Магический Городок.

Белый, как и Ястреб, учились еще детьми. Черный Шторм поступил в университет уже половозрелым юношей, со всеми присущими половозрелому и отчаянному молодому человеку прихотями, кои исполнял он, не скупясь, Престол Островов пускал пыль в глаза Столице мнимой роскошью. Загулы Черного стали нарицательными.

– А в этот раз меня вообще отчислили! – вновь оглушительно ответил Черный. – В Столице был бунт пьяной поросли знати. Ну, как я мог пропустить такое веселье?!

Агроном и Сумрак переглянулись меж собой. Они не запомнили Черного. Сумрак его видел вообще впервые, Агроном-то его знал. Как и вся Столица. Тот еще оторва!

– А когда я, под этот шумок, зарезал собственного братца, – крикнул Черный, услышав в ответ взрыв хохота островитян, видимо, не очень почитавших наследника Островов, – что заседал в Зале Представителей от Престола Островов, так мне и домой дороги больше нет! А куда? Вернулся тайком, узнал, что у вас тут веселье! И без меня? БЕЗ МЕНЯ?!!

Крики, свист, улюлюканье оглушили. Островитяне бросили все дела, криками и яростными жестами поддерживая Черного.

А сам Черный, очень тихо, не шевеля губами, сказал:

– Поговорим?

Белый не шевельнул ни одной ресницей, а вот Ястреб не счел нужным сдерживать ехидную ухмылку. Черный был самым хитрым из отпрысков Князя Островов. И единственным – совсем на него не похожим. Ни лицом, ни телом, ни характером.

Князь Островов носил прозвище «Рыбий Глаз». Был холоден и бесчувствен. И все его отпрыски были такие же – холодные и скользкие, как рыба. А Черный Шторм горел, зажигая все вокруг себя. Сжигая всех и всё вокруг себя. Имел славу безумца, умело ее поддерживая. И пользуясь плодами этой славы.

На широких настилах, где раньше гудели торговые ряды, споро раскатали ковер, собирали стол и раскладные стулья. Черный с огромным интересом смотрел, как доски рамы стола руками загоняются в пазы, как прикручивают ножки, как щелкают, вставая на свое место, половинки столешницы, как раскладывают рамки складных стульев, с натянутыми меж рамок полосками толстой и прочной холстины.

– Хитро! – кивнул Черный.

Для Мира такая точность исполнения в простом складном столе, да и сама идея такой мебели – высокие технологии, утраченные после гибели цивилизации.

Собранный стол накрыли блюдами, выставили кубки, кувшины и бутылки с винами. Ронг, скрывающий лицо под глубоким капюшоном, поставил большой, матовый, почти непрозрачный Полог Молчания, отрезая стол и наследников от всех остальных. Через белесое свечение Полога было видно, как силуэт Черного сел за стол, на стул, как опустились высокие фигуры князя и Агронома, что невысокий сопровождающий Черного тоже сел, а вот клирик в накидке остался стоять. Сумрака под его новым, доработанным Скрытом не было видно не только через Полог Молчания, а не разглядеть даже и простым глазом.

Белый сам разлил вино, первый же и пригубил. Разломил хлеб. Черный, с присущей ему жгучей страстностью, накинулся на еду, шумно чавкая, шумно же и прихлебывая вином. Его младший брат, второй от края – самый младший еще в колыбели лежал, – с присущей отцу, Рыбьему Глазу, чопорностью ел неспешно и аккуратно, смотря прямо перед собой холодным равнодушным взглядом. За подобные взгляды их так и прозвали. Жевал мальчик, как корова, – неспешно и долго.