Робко, словно понарошку, я мазнула пальцами по груди. Голова плыла – я задерживала дыхание и не замечала этого. Мне хотелось шептать ему – признания и нежности, желание из прошлой жизни. Когда-то я с удовольствием делала это. Но теперь любая попытка приласкать вызывала острый приступ боли.

Отголоски тех диких эмоций, что мы пережили, когда меня заставили направить на него пистолет, потом, когда я пряталась за ним и орала, перепуганная, что меня заберут силой. А что теперь делать, как себя с ним вести – я не знала.

Это был импульс, который снес все, что появилось между нами за год. Потому что за этим шлаком в нас выросло что-то другое, что мы заметили только в минуту смертельной опасности. Эмиль, ты, кажется, и есть мое сердце – больное и кровоточащее, когда-то вырванное из груди…

Если кто-то думает, что от этого легче – это не так.

Пальцы легли на подбородок, он наклонился – меня приласкали щекотное дыхание и тепло. Сердце разламывалось от боли. Одновременно хотелось убежать, чтобы остановить эту пытку, и кричать, умоляя о поцелуе. Глаза закрылись сами. Чувствуя слабость во всем теле, я приоткрыла губы.

Прекратить мои страдания Эмилю помешал голос в конце коридора:

– Вы там лижетесь, что ли? – Андрей злился. – Пошли наверх, я закончил. Эмиль, ты оглох?

Я опустила голову. И ничего я с ним не лижусь!

Он отступил, не сводя ненавидящих глаз с Андрея. Я прямо физически ощущала досаду Эмиля: приперся в такой момент.

– Тебя обработать надо. Ты идешь? – Андрей начал подниматься по лестнице.

Эмиль пошел следом, тяжело гремя цепью. Я огляделась, рассматривая неподвижное тело Захара в комнате, убитых в коридоре. Во мне снова просыпались чувства, а еще – благодарность. К нему, к Эмилю. За то, что хотя бы один гад больше не потревожит меня в кошмарах наяву. А во сне – я переживу.

Но здесь один. А их было трое.

И кем они были, я не знала. Могла лишь предполагать, что насиловали меня те, кто охранял. Но тот, последний, он пришел позже. Я почти ничего не запомнила. Ни лица, ни голоса – хотя он что-то говорил. В память врезалась одна деталь: медальон с гравировкой льва.

Он раскачивался надо мной то так, то этак, и вращался, если цепочка закручивалась. Теперь, увидев смерть Захара, я могла думать об этом без истерики. Я все еще видела, как блестит медальон, а я хриплю и делаю вид, что это не со мной.

Ни у кого из убитых не было подобных украшений.

Наверное, об этом можно спросить Эмиля или Андрея. Возможно, они знают человека с медальоном. Но пока я не готова об этом говорить. Еще слишком больно – я только научилась об этом думать.

– Дина? – Эмиль ждал меня.

– Иду, – прошептала я, и отгородилась, когда он попытался взять меня на руки. – Не надо… Я сама.