Ближе к закату я швыряю все вещи брата в коробку, чтобы сжечь их возле подъезда. У него вещей не так много, но вся квартира пропитана им. Его одежда, разбитый телефон, пачка презервативов даже, хотя в его случае у него и встать ничего бы не смогло. Фирменный халат Патрика тоже пойдет на съедение огню, и даже его подушка, а все наркотики, которые остались, я смыла в унитаз.

Быстрым шагом направляюсь в заднюю часть здания и, выбросив вещи в небольшой старый бак, поливаю их бензином и бросаю спичку.

Пламя разгорается моментально, на душе становится тепло. Я не только сжигаю вещи брата, я сжигаю прошлое. Мою прошлую никчемную жизнь, свое отвратительное детство, где отец предлагал девятилетней Мишель "чуть нюхнуть", а она испугалась и убежала в комнату.

— Мишель, — от голоса Адама я вздрагиваю. От него мне становится очень тепло, гораздо лучше, чем от огня.

— Теперь Патрика окончательно нет! — говорю строго я, словно злодейка из фильма.

Он подходит ближе и заставляет поднять на него взгляд. Его глаза полны решимости.

— Послушай, ты скорбишь, все хорошо. Тебе нужно отдохнуть.

— Это не скорбь, Адам. Это ты скорбишь по своей бывшей жене, но я не скорблю по брату!

У Адама начинают гореть глаза похлеще, чем огонь в баке.

— Не смей сюда приплетать Санни.

Я вздыхаю.