Так сложилось, что в нашем тандеме Таня была «красивая», а я все остальное. Вопреки расхожему мнению, что красивым все проще дается, я много раз видела, как Таня оставалась не у дел в олимпиадах и предметных фестивалях, хотя очень старалась и прикладывала массу сил для того, чтобы стать лучшей. И что еще неприятнее — чаще «не у дел» ее оставляла я. У меня не было такой цели — быть лучше ее, я просто делала свое дело, и все же… Зато я не совалась на ее территорию — в конкурсы красоты и талантов.

Как ни крути, вальс не был моей территорией.

— Проехали, Тань. До выпускного еще дожить надо, а там, глядишь, Денис нас всех удивит? А вы с Сашей, действительно, на танцполе самая яркая пара.

Саша прижал меня к себе еще сильнее и тихо выдохнул мне в волосы:

— Врунишка…

— Аж мурашки по телу! — Даня, до этого казавшийся равнодушным к нашему разговору, вдруг ехидно заметил: — Вашей дружбе позавидовать можно. Так вы по-взрослому все объясняете, особенно ты, малая, — кивок в мою сторону и серые глаза уставились на меня в упор. — «Проехали» … Типа, тебя совсем не задело, что твоя лучшая подруга будет звездить на твоем выпускном с твоим парнем…

На какое-то время повисла тишина, только треск поленьев в костре да кукующая где-то вдалеке кукушка…

Я почувствовала, как что-то неизбежно громадное растет внутри меня, превращаясь сначала в абсолютно не свойственное мне бешенство, а затем в доли секунды трансформирующееся в злость.

Злость? Никогда я не позволяла себе выпустить ее на свободу — давила, уничтожала, изживала. Рыдала ночами в подушку, от бессилия била кулаком в стену, писала и рвала сотни писем своим обидчикам, а на утро начинала жить «как ни в чем не бывало». Потому что только так можно «сохранить лицо» и не показать своих истинных чувств. Только так можно сохранить видимость силы и непоколебимости…

Наглые серые глаза, казалось, с удовольствием следили за тем, как я до самой макушки наполняюсь этим кристально чистым чувством. Я услышала голос и только через пару секунд осознала, что это я говорю:

— Шустов, помнишь, однажды я сказала, что ты мне не нравишься?

Даня, улыбаясь и явно ерничая, кивнул.

— Я ошиблась тогда. Я тебя ненавижу! — я почти что выкрикнула последние слова. В стоявшей тишине это прозвучало как выстрел.

Улыбка сползла с лица Дани. Он небрежно откинул Танину руку со своего колена, встал и уже уходя, бросил:

— Дурочка!

Какое-то время, видимо от неожиданности, ребята продолжали молчать. От перевозбуждения меня начала бить мелкая дрожь. Саша молча прижал меня к себе сильнее и поцеловал в волосы. Я не чувствовала ничего, только холод от реки.

Таня вскочила, цокнула, с укором посмотрела на меня и пошла за Даней.

Вскоре ребята сменили тему разговора, уже слышались первые шутки.

Дрожь постепенно унималась.

Но как ни стыдно мне было это признать — единственное, что меня сейчас волновало — это то, что Даня и Таня ушли домой вдвоем…