Книги

Народная война

22
18
20
22
24
26
28
30
За рекой за Десной и за Навлюшкой, Во дремучем лесу, во дубравушке, Стоят дуб с сосной, совещаются И глядят кругом, возмущаются. Говорит дуб сосне: — Ой, ты слушай, сестра, Почему во бору нету говора, Не стучит топор, не звенит пила, Словно вымер люд и нависла мгла? Дым кругом стоит, грозной тучи черней, Пышет берег реки громом-молоньей, Лось бежит на восток, укрывается, Птица в дебри и глушь забивается. По дорогам лесным след кровавый пролег, И в дуплах твоих не играет зверек. Села древние взялись полымем, Застонал народ, будто скованный. В деревнях человек, нам неведомый, Появился с мечом, с пушкой медною. —      Ой, тебе ль, дуб могуч, — отвечала сестра, — Не узнать этих туч, что нависли вчера? Иль впервые тебе видеть ворога? Что кручинишься ты, свесив голову? Во неволюшке горько быть, братец мой, А еще горчей слушать стон людской. Да не ты ль говорил в лета оные: «Не поможешь, сестра, нужде стонами»? — Дуб глядел на сосну, расправляя грудь, И собрался тогда он в далекий путь. —      Дорогая сестра, сестра соснушка, Ты вся жизнь моя — моя веснушка. Я в родне с тобой утолщал кору, Дышал волей твоей я в лихую пору. Ты учила меня, как на свете жить, Научи же теперь, как ворога бить! — В это время в лесу зашуршал ветерок, Словно стая птиц пронеслась в вечерок. То не ветер шумел и не стая птиц, Самолет наш летел в лес от Сталина, Дубу сбросил он верну грамоту, Приказал разбудить в лесу Бряныча. —      Передай ему, дуб, свою силушку, И пошли бить врага гнев-дубинушкой. Ты, сестра сосна, как родная мать, Подыми его — дай на ноги встать. Здесь укрой его да на бой снаряди, Снаряди на бой и Стрельцом назови. — Так и сделал дуб, как приказано, Поступила сосна, как ей сказано. Поднялся Бряныч, назвался Стрельцом, Молодой по летам, старый разумом. —      Гей, орлы мои, ясны соколы, Вы, сыны мои, далеко ли вы? Враг с заката пришел — немец проклятый, Гложет землю-мать, как голодный волк. Собирайтесь в лес, да с оружием Бить врага пойдем ненавистного. Выполнять приказ в ряды встанем мы, Приказ Родины, приказ Сталина. За рекой за Десной и за Навлюшкой, Во дремучем лесу, да в дубравушке, К дубу-сосенке, близко озерца, Собираются орлы да на клич Стрельца.

На следующий день мы продолжали свой путь. Бушевала вьюга, снег хлестал по нашим плечам, ветер дул нам в спину и сыпал снежные песчинки за воротники. Было нестерпимо холодно. А в ушах звенела песня Карлыча.

РЫСАКОВ

В деревню Уручье на берегу Десны мы пришли ранним утром. Целую неделю беспрерывно на землю валил снег. Ветер сносил и укладывал его в овраги и укромные места. Все дороги занесло. В огромных сугробах потерялись деревни. По колено в снегу двигались мы в белой мгле, не имеющей ни конца, ни края.

Задолго до того, как мы сумели определить, что приближаемся к Уручью, впереди показалась длинная темно-синяя полоса. Она, точно туча, поднималась из-за белого слепого горизонта. Чем ближе мы подходили, тем обширнее становилась туча. Теперь она уже не поднималась, а стелилась по земле необозримым тяжеловесным покрывалом.

Это и был Брянский лес. Он начинался тотчас за деревней на другой стороне Десны.

Разведывать деревню выпало на мою долю. Мой внешний вид выгодно отличался от облика товарищей — я был одет приличнее, и моя густая окладистая борода внушала доверие.

В то утро я чувствовал себя очень плохо. Теперь я точно знал: расшалилась моя старая болезнь. Условия существования были такие, что я старался не придавать этому значения и, в какой степени это было в моих силах, старался не обращать внимания на боли в желудке и тошноту.

В третьей от края деревни хате я застал хозяина, человека средних лет, он довольно милостиво ответил на мои вопросы, однако ничего существенного мне выяснить не удалось.

Я спрашивал прямо: знает ли он, где здесь находятся партизаны?

— Нет, здесь ничего не слыхать. Разве только за рекой. Там, сказывают, они водились.

Я пошел вдоль улицы. Дома, погруженные в снег, стояли молчаливыми, нелюдимыми, точно все живое, испугавшись, попряталось. Мне хотелось увидеть что-нибудь, свидетельствующее о присутствии партизан, но, сколько я ни осматривался по сторонам, ничего обнаружить не мог и лишь, навлек на себя подозрение. Проходившая мимо молодая высокая женщина строго спросила:

— Вам что нужно?

— Это Уручье? — задал я вопрос.

— Да, а в чем дело?

— Десна далеко?

— Вон там за горой, — показала она вправо по улице, — с километр будет.

— И лес там?

— Там и лес, — сказала она и посмотрела на меня внимательно. — А что вы в том лесу забыли?

Вокруг нас стали собираться люди. Старуха в черном шерстяном платке спросила женщину, с которой я вел переговоры:

— Уж не знакомый ли тебе попался, Шура? Что ты с ним так любезничаешь?

— По дрова человек в лес идет, да дороги не знает, — с иронией ответила Шура и пошла вдоль улицы.