— Спасибо, — улыбнулся Улан.

Заряница отмахнулась, мол, какие пустяки, и, помявшись, обратилась к Петру:

— А ты, слышь-ко, не серчай на меня, — попросила она смущенно.

— За что? — удивился тот.

— Ну, помнишь, я тебе ногой наподдала. Ты еще с лестницы кувыркнулся. Я опосля подумала, может, ты и впрямь солому у меня с ноги снимал, а я, дурка, решила, будто ты меня того, облапать удумал…

Улан крякнул и отвернулся, чтобы не смущать девушку и без того пунцовую.

— Да все правильно, — отмахнулся Петр. — Чего там. Я ж действительно тебя того…

— Ах ты ж! — задохнулась от возмущения Заряница. — А я-то… — и она, фыркнув, убежала прочь.

— Мог бы и промолчать, — укоризненно заметил Улан, неспешно забираясь в сани.

— Надо же, — протянул Петр, озадаченно глядя ей вслед. — Вот так всегда: хочешь по-честному, а получается еще хуже. Ладно, чего теперь, — и он плюхнулся вслед за другом в розвальни саней. — Ну, поехали, как сказал попугай, когда кошка тащила его за хвост. А мы, дураки, гадали с тобой, на кого выходить. Оказывается, судьба сама за нас определила, — и он задумчиво протянул: — М-да-а, положеньице. А впрочем, могло быть и хуже, грех жаловаться. Одно то, что твоя встреча с Буддой сорвалась — уже отлично. Да и тверской князь на радостях по случаю победы не должен нас слишком сурово наказать. А с учетом песни, глядишь, вообще сухими из воды выскользнем.

— Смотри не сглазь.

И в это время, словно подтверждая предупреждение друга, раздался властный голос Ивана Акинфича:

— А наворопников московитских связать, чтоб не утекли по дороге.

Сангре попытался возмутиться, процитировав последние слова Дмитрия — некуда им бежать-то, но боярин оказался неумолим. Буравя Улана злым взглядом, он рявкнул на дружинника, замешкавшегося с исполнением приказания, а вдобавок посулил Петру:

— Напрасно ты решил, будто твоя песня татарского выкормыша спасет. Вина на нем такая, что хошь десяток их спой, все одно не поможет.

Сангре открыл рот, желая огрызнуться, но получил увесистый толчок от Улана.

— Не надо. Бесполезно все. Ты погляди, какой он злющий. Ладно, пускай резвится, авось недолго ехать.

Петр тяжело вздохнул и не стал перечить боярину, а тот, расслышав последнюю фразу Улана, охотно подтвердил:

— Это ты верно сказываешь, басурманин, недолго, — и он, сплюнув алым на снег (прикушенная губа продолжала кровоточить), вперевалку неспешно побрел прочь.

«Кажется, и впрямь сглазил, — подумал Сангре. — С этого гада запросто станется так подать дело князю, будто мы одни во всем виноваты. Остается надеяться, что княжич все-таки догонит этих москвичей, а пока…» Отвлек его голос Улана: