«Ну ничего, Котыч, Земля — она квадратная, за углом скоро встретимся», — думал, рассматривая себя в зеркале.

Одежда на выброс: и порвана, и в крови вся — не только бровь разбита, но и на затылке рассечение, и губы как блины, тоже кровоточат.

«Теперь понятно, чего это дед на меня так жалостливо смотрел».

Прежде чем обрабатывать раны поплелся в летний душ, который у нас за домом стоял. А там еще одна претензия к Котычу образовалась — вода чуть теплая, из–за этого чертового тумана она не прогрелась и сейчас та–акое удовольствие испытываю, сравнимое с тем, когда меня буцкали.

— Ты как, Афоня? — Уже темнело, когда дед Витя проведать зашел. Я как раз спать собирался, хоть почти весь день провалялся, очень уж погано было, несмотря на то, что раны обработал, благо умею всё это делать благодаря матери. Но всё равно сейчас делать нечего, света так и нет, вот и решил пораньше завалиться. — А то смотрю, родители твои так и не приехали с работы. Дай думаю, проведаю.

— Спасибо, дядь Вить, нормально всё. А родители, после сегодняшнего светопреставления, может на сутки их оставили. Кто знает, что там на самом деле произошло. Всё же сверкало не слабо, да и туман этот непонятный…

— Это да. Я сам, да и старуха тоже, что–то не очень хорошо себя чувствуем. Но я еще ничего, а у бабы Оли, не поверишь, склероз начался! — Дед хихикнул, вроде и весело, но в глубине глаз нешуточное такое беспокойство промелькнуло. — Идет куда и забывает за чем шла. Ругается со страшной силой от этого.

— Так может дядьку Лешку попросить, чтоб вас в больницу отвез? — Другой наш сосед, батин друг. — А то ни света, ни связи до сих пор так и нет, вдруг совсем плохо станет и скорую не вызвать.

— Да не, не надо, — отмахнулся он. — Тем более его тоже с работы еще нет. Ладно, раз у тебя всё в порядке, пошёл я. Ты вот еще что, — вдруг развернулся он. — Я бабе Оле не говорил, что ты того, с молнией повстречался, — хмыкнул он, — а то замучала бы тебя заботой и оханьями своими. А тебе покой и отлежаться сейчас надо, — внимательным взглядом пробежался он по моему лицу и протянул: — Да, знакомо дело. — Хмыкнул еще раз и переспросил озадаченно: — Что я хотел сказать? — Видать не только бабу Олю склероз одолел. — А! — вспомнил он. — Ты, если что, меня тоже не видел. Хоть она завтра всё равно узнает… но то завтра.

— Вот за это спасибо, дядь Вить! — от души поблагодарил я его. А то еще и думал, чего это баба Оля не заявилась. Очень уж она любопытная, но еще и добрая. И этой добротой и причитаниями меня точно бы добила.

— Да ладно. Знакомо дело, — махнул он рукой на прощание и потопал к себе домой.

Проводил деда до калитки и пошел снова на кровать упал. Все мысли о родителях: ладно мать, ей домой может и не получается вырваться. Но батя, он бы точно, если б всё в порядке было, домой заскочил. Тем более после такого дня. Вот это нешуточную тревогу и вызывало. Может быть и смотался бы к ним на работу, но очень уж поганое самочувствие.

«Ох и долгов Котыч насобирал, с третьего класса столько не имел. И я не я буду, если вскоре их ему не отдам. Сторицей всё верну, тварь. А пока, прав дед Витя, отлежаться нужно. Но завтра, если родители не появятся до утра, точно к ним пойду».

Проснулся поздно, день уже в самом разгаре был. А всё из–за того, что заснуть долго не мог: слушал как скорые или менты по городу носятся, спецсигналы на всю округу верещали. Ненадолго засыпал, но из–за неловкого движения снова просыпался от боли: ребра если и не сломаны, то отбиты напрочь. Да еще сушняк ближе к утру напал, сколько воды не пил, жажда ни унималась. Только на рассвете и забылся тревожным сном. Казалось только глаза прикрыл, а уже… покосился на часы, а там уже двенадцатый час. Но выспавшимся себя не чувствовал, состояния хуже некуда. Мало того, что сушняк только усилился, так и всё тело взвыло от боли, стоило только пошевелиться. И не только от боли. Выпитая ночью вода наружу просится со страшной силой, так что вставать пора и как можно быстрее. И как ни больно было, но с кровати я довольно шустро слез и до туалета в темпе дошкандыбал.

Успел. И даже боль отступила на время. Ну и особенно порадовало то, что крови в моче не увидел, ливер мне точно не отбили.

Прошелся по дому, но и так уже видно, что родители не появлялись. Хоть наслушавшись ночных завывании, как–то подуспокоился на их счет. Видно работы действительно много, а я уже не маленький мальчик, чтоб надо мной трястись. Если б со мной что случилось, то соседи бы точно их известили, всё же друзья. Странно только что не навестили меня. Но то ладно, чуть погодя сам к ним наведаюсь, как и деда Витю с бабой Олей проведать нужно обязательно.

Подошел к зеркалу, в зале трельяж чуть ли не в полный рост у нас стоит, и посмотрел на красавца который там отображался. Что тут скажешь? Красавец и есть. На брови шишка с рассечением, она кажется еще больше стала, но не кровит, как вчера бинтом и пластырем залепил, так на месте и висит, зато синяк на глаз опустился, одна щелка от него осталась. Ребра вообще всеми цветами радуги сверкают, как и рука, которой их прикрывал. Губы, блин, негры отдыхают, такую пластику мне организовали, что из дома страшно выходить. Еще и зубы побаливают, но вроде крепко сидят, хоть вчера и пошатывались.

Размотал бинт на голове, который намотал, когда на затылок тампон накладывал, и черт, он присох, теперь придется с помощью перекиси отдирать. Хорошо волосы короткие, подстригся совсем недавно, а то не знаю как его и отрывал бы. Но справился, пошипело немного чуть покалывая, и тампон сам, можно сказать, отвалился.

И как вот в таком виде к родителям идти? Чертов Котыч, и надо же было так с ним пересечься.

Пока раны по–новому обработал, пока завтрак, а заодно и обед на газу приготовил, уже два часа на часах. Света так и нет, вода хорошо хоть есть, плохо что родителей до сих пор нет. Допил чай и решил соседей навестить, а то тоже, ладно… Да не ладно, старики бы точно навестили, всё же дед видел как мне прилетело. Точно бы проведать зашел. Не дай бог что случилось, вроде же вчера жаловался на самочувствие.