«Все это стоит в теснейшей связи с основным мотивом: и в прошлом, и в настоящем, и в будущем Германии дороги и нужны люди, которые вели ее на Восток, на завоевание “восточного пространства”. И “душевная субстанция” германского народа самоутверждалась, как вещают нам фашистские “геополитики”, и в будущем должна самоутверждаться именно в процессе “веселой, свежей, благочестивой войны против Востока”…» (Тарле, 1939: 276–277).

Не укрылся от этого ученого и характер этой будущей войны: «Они полагают, что истинный “геополитик” должен стремиться к овладению именно только землей, а вовсе не населением, которое на этой земле живет. Это население должно быть без потери времени выведено в расход, ибо оно может в дальнейшем лишь испортить чистоту расы северных… светлокудрых германских победителей» (Тарле, 1939: 271).

Пример Тарле важен: как известно, он занимал особое место среди советских историков. Специалист-интеллектуал, который приобрел имя в европейских научных кругах еще до революции, в конце тридцатых пользовался расположением Сталина. Нет сомнений, что его аналитику внимательно читали на самом верху, а подобные исследования всячески поощрялись. Летом 1939 г. АН СССР выпустила целый сборник «Против фашистской фальсификации истории», куда, помимо цитированной статьи, вошли и другие обзоры немецкой литературы на тему «приобретения Востока».

Так, крупный советский ученый Николай Грацианский отмечал расистскую «заточенность» нацистской медиевистики, которая возводила в постулат глупость и бесхозяйственность славян. «Именно немцы как будто бы научили заэльбского славянина, не умевшего даже как следует пахать землю, правильным приемам земледелия, торговле, основам государственной жизни и вообще всему высокому немецкому благонравию. Один из основоположников теории исконного германства заэльбских областей, Коссина[26], договаривается до невероятного вздора: по его мнению, славяне, при своей полной некультурности, характеризуемой “жалким отсутствием потребностей”, уже во времена Римской империи “исповедовали большевизм”, который у германцев, требовавших везде, даже на войне, законности и права, вызывал ужас и отвращение» (Грацианский, 1939: 140).

Грацианский, вслед за Тарле, делал довольно очевидный вывод: нарратив о «героической и справедливой» немецкой колонизации обслуживает агрессивные приготовления нацистов. Он нужен, в частности, чтобы «превознести деятельность таких заведомых грабителей, как тевтонские братья и Генрих Лев, изображая их разбои в виде заслуживающих всякого подражания примеров…». Цель такой исторической политики и пропаганды – подготовка «новой германской агрессии на Востоке для новых кровопролитных войн с целью отторжения ряда территорий от Советского Союза, порабощения Чехословакии и т. д.» (Грацианский, 1939: 155).

Статьи советских ученых находились в общем потоке публикаций, радиопрограмм и кинокартин, указывающих на нацистские планы завоевания, истребления и порабощения. Советская пропаганда, как и любая, естественно, утрировала и искажала отдельные факты. Однако в целом официальные средства массовой информации сообщали советскому человеку, что гитлеровская Германия собирается напасть с целью завоевания советских территорий; что она будет мучать евреев и третировать славян как людей второго сорта. В результате именно так и произошло. То, что предупреждения Кремля подтвердились, сыграло свою роль в сплочении граждан вокруг верховной власти и массовой мобилизации на отпор врагу. Но весной и в начале лета 1941 г. Генрих Гиммлер об этом не думал. Многолетний апостол культа «натиска на Восток», неизбежно сопряженного с «освобождением» земли для «народов сильных и бесчисленных», рейхсфюрер СС считал себя кем-то вроде нового Генриха Птицелова.

В ходе подготовки агрессии против СССР Гиммлер энергично боролся за широчайшие полномочия при осуществлении полицейских функций на оккупированных территориях. Гитлер удовлетворил эти претензии. Директива Кейтеля от 13 марта 1941 г. гласила, что главе «Черного ордена» поручены на Востоке «особые задания» по подготовке к политическому управлению, выполняя которые он мог действовать по своему усмотрению и под свою ответственность. Иными словами, в «войне на уничтожение» Гиммлер имел карт-бланш и был преисполнен решимости совершить то, о чем так долго мечтал.

Замок Вевельсбург, построенный в начале XVII в., находится в земле Северный Рейн-Вестфалия, неподалеку от города Падерборна. В 1933 г. Гиммлер впервые посетил это место и проникся к нему симпатией; спустя год замок превратился в резиденцию СС, где на постоянной основе разместилась идеологическая школа Управления по делам расы и поселений.

Возможно, на выбор этого места оказал влияние близкий к Гиммлеру пожилой оккультист Карл Мария Вилигут[27], глава отдела СС по изучению ранней истории. Именно он напомнил патрону древнее германское сказание о «битве у березовой рощи», которая, судя по описанию, должна была произойти где-то в окрестностях Вевельсбурга. В этом сражении, согласно легенде, воинство Запада уничтожит великую армию Востока, в которой еще со времен Фридриха Великого немцы привыкли видеть русских. Склонный к мистицизму и символизму Гиммлер ухватился за этот образ, воспринимая его как метафору: здесь, у «березовой рощи», должна быть выиграна битва умов, подготовлен план «окончательной победы» над Востоком. Поэтому нет ничего удивительного в том, что для финального обсуждения деталей этого плана он позвал высших руководителей СС именно в Вевельсбург.

То, что 12–15 июня 1941 г. обсуждался именно порядок действий на оккупированных территориях СССР, видно по составу участников. Гиммлер вызвал на встречу своего ближайшего сподвижника, руководителя управления имперской безопасности Рейнхарда Гейдриха. В его непосредственном подчинении находились айнзацгруппы полиции безопасности и СД – специальные формирования, предназначенные для решения «политических задач» в ходе завоевательной кампании. Опыт других оккупированных стран, в первую очередь Польши, показывает, что подобные «эскадроны смерти» использовались для ликвидации непримиримых противников рейха из вражеского госаппарата и интеллигенции в районах действия армии и глубоком тылу. Очевидно, что в Вевельсбурге не могли не говорить об особых задачах айнзацгрупп на Востоке.

Приглашение в замок получил оберстгруппенфюрер СС Курт Далюге, глава так называемой имперской полиции порядка, которая также делегировала свои подразделения для действий на Восточном фронте. Обязательным было присутствие главы штаба Гиммлера, представителя рейхсфюрера в ставке Гитлера Карла Вольфа. Еще одним человеком, чье участие потребовалось на встрече, оказался руководитель Главного административно-экономического управления СС Освальд Поль.

Максимально красноречивым является вызов в Вевельсбург трех высокопоставленных эсэсовских функционеров, которые вскоре начнут исполнять обязанности высших фюреров СС на оккупированных советских территориях. Эрих фон дем Бах-Зелевский станет наместником Гиммлера в Белоруссии и Центральной России. Фридрих Еккельн отправится на Украину, а Ганс Адольф Прютцман – на Северо-Запад СССР; впрочем, осенью 1941 г. двух последних поменяют местами. К этой же группе примыкал Ганс Альбин Раутер, который в момент совещания занимал пост высшего фюрера СС в Гааге. Возможно, он также рассматривался как один из будущих исполнителей воли Гиммлера на Востоке, от кандидатуры которого впоследствии отказались.

Кроме этих лиц на встрече были личный референт рейхсфюрера СС Рудольф Брандт и комендант замка Зигфрид Тауберт. Имеются данные о присутствии в замке двух нацистских литераторов: на одном из фото, сделанных в дни совещания, рядом с Гиммлером находится журналист и поэт Адольф Бартельс; также в июльской переписке Гиммлера с драматургом Гансом Йостом, членом СС, есть упоминание об их недавнем разговоре в Вевельсбурге.

Наконец, есть также сведения о присутствии на совещании личного адъютанта Гиммлера Иоахима Пайпера (Parker, 2014: 72–73). К сожалению, в данный момент его показания в американском плену недоступны автору, но не исключено, что в них содержится подтверждение слов Баха. Согласно Гансу Фриче, в нюрнбергской тюрьме ходили слухи, что именно Пайпер первым сообщил американцам о планах Гиммлера уничтожить миллионы славян, что и вызвало предметные вопросы следствия к другому участнику вевельсбургского совещания (Fritzsche, 1953: 94–95)[28]. При этом сам Фриче, как мы говорили ранее, уверял читателей: рейхсфюрер СС всего лишь обронил случайную фразу, прикидывая возможные потери советской стороны, а следствие, уцепившись за слова Пайпера, пыталось фабриковать обвинение в геноциде.

Стенограммы совещания или ряда совещаний в Вевельсбурге не сохранилось. Эта встреча вообще затерялась в череде предвоенных бесед нацистского руководства и до сих пор не становилась объектом самого пристального внимания историков. Отчасти причина этого коренится в недостатке источников. Какие-то важные детали о происходившем тогда в резиденции «Черного ордена» можно почерпнуть только из показаний Бах-Зелевского. Других участников встречи, доживших до конца войны, судили в разных местах, иногда в тех странах, где они совершили свои главные злодеяния. Так, организатор Холокоста и сожжения деревень на Северо-Западе СССР Фридрих Еккельн предстал перед судом и был повешен в Риге. Курт Далюге, который после смерти Гейдриха возглавил протекторат Богемия и Моравия, оказался на скамье подсудимых в Праге. Советские и чешские следователи не знали о свидетельствах Бах-Зелевского, не могли сопоставить с ними показания своих фигурантов; кроме того, преступления Еккельна и Далюге были столь многочисленны, против них была собрана столь впечатляющая доказательная база, что в этих условиях раскрытие деталей какой-то стародавней встречи, прямо не связанной ни с Прибалтикой, ни с Чехословакией, никак не могло повлиять на приговор и вызвать особенный интерес. И все же ряд обстоятельств дают основания предполагать, что именно в замке близ Падерборна Гиммлер не только обозначил цель, но и дал направляющие установки относительно истребления жителей Востока.

Накануне, 10 июня 1941 г., глава СС встречался в Берлине с Гербертом Бакке. Стенограммы их беседы также не сохранилось. Но, как остроумно заметил историк Алекс Кей, хотя «Гиммлер владел птицефермой в Мюнхене в конце двадцатых, отнюдь не этот аспект был предметом их разговора» (Kay, 2011: 162). Сразу после этой встречи Гиммлер отправился в Вевельсбург. Там, согласно Баху, он и заявил, что целью похода на Восток станет сокращение числа славян на тридцать миллионов. Названная рейхсфюрером цифра намекает: в ходе общения с Бакке обсуждался именно план голода и его последствия.

В первых показаниях, данных в американском плену, Бах-Зелевский также несколько раз обращался к теме Вевельсбургского совещания. В них он прямо называл голод одним из методов, который должен был привести к вымиранию коренного населения Востока: «Он [рейхсфюрер СС] рассчитывал на то, что Россия потеряет от 20 до 30 000 000 человек, частично из-за гражданской войны, голода и эпидемий. Уже в то время было ясно, к чему стремился Гиммлер, а именно к крупномасштабному уничтожению еврейского и славянского народов» (NARA. NM-66 7A)[29].

Спустя двадцать лет Бах-Зелевский подтвердил свои показания на другом процессе, где ему пришлось выступать свидетелем. Речь идет о суде над руководителем личного штаба Гиммлера Карлом Вольфом[30], который также присутствовал в Вевельсбурге. В 1964 г. бывший наместник СС в Центральной России вспомнил, как Гиммлер говорил узкому кругу приближенных: «Жребий брошен, мы идем против России… Речь идет о вопросе выживания, поэтому нам предстоит неумолимо жестокая борьба наций, в ходе которой, в результате военных действий и трудностей с питанием погибнут от 20 до 30 миллионов славян и евреев» (Justiz und NS-Verbrechen… Bd. 20: 413–414)[31].

Таким образом, практически нет сомнений в том, что в Вевельсбурге рейхсфюрер СС делился со своим окружением содержанием «директив по экономической политике».

Аналитика Бакке привносила в картину мира Гиммлера два новых элемента. Во-первых, она описывала простой способ убийства десятков миллионов, с которым вся верхушка рейха уже согласилась. Принятие плана голода и его грандиозных чудовищных последствий снимало все психологические барьеры перед любыми акциями уничтожения меньшего масштаба. Во-вторых, она четко описывала «восточные народы» в качестве конкурентов немца по потреблению в ситуации назревающего продовольственного кризиса. В этих условиях идея ускорить истребление некоторых групп туземного населения, особо опасных или заведомо бесполезных, была вполне естественна. Таким образом, думается, что план Бакке мог окончательно снять все моральные препятствия к массовому уничтожению на Востоке и побудить Гитлера и Гиммлера к принятию «окончательных решений».