В комнате для курения, оборудованной системой вентилирования помещения, в удобном кресле сидел Сталин. Глубокими затяжками папиросного дыма он старался успокоить свое возбужденное состояние. В комнату вошел координатор научно-исследовательского управления Петр Александрович Крестовский. (Месяц назад было принято решение переименовать названия должностей и привести их в соответствие с функционалом).
— Здравствуйте, товарищ Сталин, не помешаю?
— Здравствуйте, я думал в этом здании, кроме меня никто не курит!?
— И за мной есть такой грех, никак не могу бросить.
— Про вред табака, ваши врачи мне все уши прожужжали! Наглецы…, даже назвали меня безвольным никотинозависимым субъектом.
— Эти могут, совсем совесть потеряли! Из-за того, что я не бросаю курить, постоянно увеличивают мне нагрузки по физической подготовке. Я специально поинтересовался: моя индивидуальная программа находиться на уровне мастера спорта по легкой атлетике. Грозятся, что это не предел, если не начну заботиться о своем здоровье. А аргументы какие приводят — «За вашу несознательность и пренебрежительное отношение к собственному здоровью государству придется нести дополнительные затраты на лечение. Если эта простая истина не доходит Вам через голову, будет доходить через ноги».
— Гринев и здесь успел отметиться, возвел врачей в ранг святых, дал им неограниченные права и попробуй им возразить. Даже со мной не церемонятся.
При напоминании имени Гринева у Петра Александровича выражение лица стал грустным, и голос, выдавая его волнение и скорбь, задрожал.
— Никак не могу свыкнуться с его смертью!
То, что врачам многое дозволено, это действительно было предложение Александра Владимировича. Я знаком с программами обучения и переподготовки врачей. До этого считалось, что сложнее обучающих программ для аналитиков и сотрудников управления безопасности трудно что-то придумать, но эти программы для врачей в два раза сложнее! Они, бедняги, каждый день по 6 часов занимаются повышением квалификации, а потом еще работа в клинике… Для них никто не отменяет и физическую подготовку. Про несчастных студентов медицинского факультета без жалости говорить невозможно. Говорят, они света белого не видят.
Гринев любил повторять — «Мы должны в ноги кланяться нашим врачам, в отличие от нас, они каждый день заняты спасением человеческих жизней». По шкале социального обеспечения наши врачи и медицинские специалисты на две позиций выше от общепринятых стандартов. Такие же жесткие требования к профессиональной подготовке и обширные права имеют только преподаватели и сотрудники сферы образования — от детсадовского до университетского уровня.
Сталин незаметно улыбнулся, потушил только что зажженную папиросу и сказал.
— «Люди наше основное богатство». Он умел не только говорить правильные слова, но и притворял в жизнь свои убеждения. Не грустите, товарищ Крестовский, у нас нет на это времени, нам предстоит многого достичь, и без здоровых, хорошо образованных и гармонично развитых личностей, нам вряд ли удастся реализовать наши планы. Благодаря нашим двум главным управлениям, эти планы настолько грандиозные, что иногда, даже я, перестаю верить в их осуществимость. Думаете, я не понимаю разумность требований наших врачей? Понимаю, но со здешними горлопанами никаких нерв не хватает, приходится успокаивать себя проверенным способом — курением.
Никакого уважения к возрасту и положению! — пробурчал с ехидцей Иосиф Виссарионович.
— Я так понимаю, Вы сегодня принимали участие в круглом столе по социальным основам солидарного государства? У нас уже три месяца идут целые баталии по этому вопросу, даже между координаторами высшего звена нет согласия и единого понимания. Права, свободы и обязанности личности — основная тема всех дискуссии.
— Будь она неладна! Я до этого только следил за дискуссиями, изучал стенограммы. Нервы не выдержали тех предложений, которые серьезно обсуждались, решил принять участие и высказать свое мнение. Высказал!!! В ответ пришлось выслушать столько возражений, что теперь сижу и успокаиваю нервы. Главное ведь — возражают аргументировано, с доказательствами в виде анализа и выводов по результатам проведенных исследований. Я привожу им аргументы на основании материалистической философии, а они на меня смотрят, как на убогого! При этом нагло заявляют, что я оперирую устаревшими догматами, не имеющими отношения к понятию «теория».
— Как то Александр Владимирович дал мне хороший совет, когда я пожаловался ему, что научных направлений так много, что я не могу принимать грамотные и эффективные решения, по всем задачам. — «Вы должны координировать, а не принимать решения. Только не забудьте организовать настоящую дискуссию между профессионалами. Они сначала передерутся, потом начнут приводить аргументы и постепенно начнут искать общие и обоснованные решения, соответствующие существующим реалиям. Ученые они как дети — максималисты в рассуждениях и реалисты когда им приходиться принимать ответственные решения. Дайте «детям» возможность перебеситься, демонстрируя свои амбиции. Потом начинайте жестко требовать конкретный результат, и они сами найдут оптимальное решение».
— Получается, я сегодня хотел продемонстрировать свои амбиции? Вы такой же бесцеремонный, как и все кто здесь работает. — пробурчал Сталин.
— Извините, товарищ Сталин! Не думал, что Вы воспримите мои слова, как персональную оценку. Я считаю, что координатору Вашего уровня ввязываться в дискуссию с профессионалами, не стоило. Было бы достаточно выразить сомнения и получить на них аргументированные ответы. По-другому вряд ли получится эффективно организовать работу двух главных управлений.
Так действовал Александр Владимирович. При этом нередко мною отмечалось, что он знает оптимальные решения, но не говорит о них до последнего, добиваясь этим самого главного — чтобы профессионалы сами пришли к нужным решениям, благодаря собственным знаниям и навыкам. Таким подходом он способствовал саморегулированию системы, что считал основной своей задачей.