М-да. Ну, что тут скажешь? Конечно, девица выглядит на все двадцать, и, скорее всего, сама строила куры ребятам. Да и юнец смотрится не на четырнадцать, а на все восемнадцать, с мощными плечами и тяжелыми кулаками. Но убитые "валлонцы", которые теперь признаны германскими гражданами, это, доложу я вам, плохо. Очень плохо…

Неделю назад двое солдат, виновные лишь в том, что избили торговца вином, ломившего непомерную цену за свою кислятину, получили по семь лет крепости. А тут, похоже, пахнет расстрелом. Фюрер ласкает новоприобретенных граждан, стараясь поскорее сделать из них немцев. Это правильно и разумно, но ребята из нашей дивизии…

– Обер-лейтенант, прошу Вас, отойдемте на минутку.

Мы отходим за танки, и я тихо говорю ему:

– Послушайте, Дитц. Я понимаю, что моя просьба насквозь противозаконна, но нельзя ли как-нибудь отпустить этих ребят. Ну, в конце концов, что такое пара приконченных "лягушек", по сравнению с рыцарями СС?

Обер-лейтенант бурно протестует. Во-первых, это не лягушки, а граждане Рейха, во-вторых, изнасилование – тяжкое преступление, в-третьих, перед законом все равны.

– И потом, господин оберст, я просто не могу их отпустить. Мэр вызвал полицию, он начнет жаловаться, а тогда – прощай погоны…

– Ну, дружище, если дело только в этом, – я открываю бумажник. Не густо, но кое-что есть. – Вот Вам триста пятьдесят рейхсмарок. Больше у меня нет, даю слово. А с г-ном Рено я сейчас все улажу. Договорились?

– Да, конечно, – в его голосе звучит сомнение, – но только если Вы, герр оберст все уладите с мэром…

Я подхожу к человеку, который с важным видом стоит впереди толпы.

– Господин Рено?

Он гордо кивает. Достаю их кобуры "Лахти", приставляю ко лбу мэра, нажимаю на курок. Ну вот: нет человека – нет проблемы!

Толпа с визгом отшатывается. Ко мне с обалдевшим видом бежит обер-лейтенант Дитц.

– Спокойно, обер-лейтенант. Как герой России и штаб-офицер дружинных войск я вне Вашей юрисдикции. Арестовать меня может только СД. Можете подать на меня рапорт, в котором не забудете указать, что я убил британского шпиона и тайного еврея. Шарфюрер Буш! В машину, марш. Ты – на броню. Всего наилучшего, обер-лейтенант!

Отъехав от Сент-Мари-дю-Монт километров на пять, я вновь останавливаю роту, строю личный состав и объявляю обоим "героям" по три наряда вне очереди. Думаю, что этого с них достаточно, для поумнения…

– Герр оберст, разрешите обратиться?

– Что? Ты думаешь, Буш, что я зря влепил вам наряды?

– Нет, герр оберст. – он мнется. Мы знаем, что Вы дали за нас деньги. Мы вернем. Если не сможем сразу, то по частям.

– Пошли прочь, обезьяны. Ваши дурацкие башки не стоят и трех пфеннигов. А если я дал что-нибудь сверх этой цены, то только потому, что у меня слишком доброе сердце… и еще я думаю о ваших матерях…