– Зачем же всё это получать из Москвы, когда здесь есть книжный магазин, есть грампластинки, а то и библиотека, где всё бесплатно?

Началось настоящее изучение немецкого языка. Я вскоре на слух выучил все уроки и мог с тем же акцентом свободно их повторять, понимая смысл и значение. Я даже предвкушал, что смогу свободно общаться на немецком языке с самими немцами. Но где взять немцев? Проблема решилась легко. На одной лаве моего участка работали немцы, причём самые настоящие!

Бригадиром этой бригады был Иван Карлович Бокк. Фамилия знаменита уже тем, что такую же фамилию носил один из немецких фельдмаршалов.

Обходя участок и посещая эту лаву, я как-то стеснялся начать разговор по-немецки. Была ещё одна лава, где в основном работали татары. Я быстро освоил их язык – конечно, на примитивном уровне. И кричал, и ругал татар по-татарски, отчего те были несказанно довольны. Ещё бы – «горный» говорит на их языке! Так или иначе, но я всё-таки решился заговорить с немцами по-немецки. А было это как раз после очередного праздника. Я спросил Ивана Карловича, не отказался бы он сейчас от пары бутылочек пива, чтобы опохмелиться.

Иван Карлович, помогая ставить стойку своим ребятам, улыбнулся и ответил тоже по-немецки, обыграв с чувством юмора два слова: «фляшен, шляфен». Он ответил, что вместо «фляшен» (бутылки) он лучше бы сейчас «шляфен» (поспал бы). Его ответ бригада поддержала дружным хохотом. Потом как-то в разговоре с Иваном Карловичем я посетовал, что у меня нет разговорной практики на немецком языке. На что тот ответил, что он-то меня понимает хорошо, а я его язык, точнее акцент, вряд ли пойму. Однако тут же успокоил меня, сказав, что его жена преподаёт немецкий язык, которым отлично владеет, причём его классическим берлинским акцентом. И что сын его Карл, который учится в шестом классе, также может стать моим собеседником.

В итоге Иван Карлович пригласил меня посещать его дом без всяких церемоний, на что я был ему весьма благодарен и признателен.

Итак, я стал готовиться к визиту к Боккам. Усилил изучение разговорного немецкого, тщательно репетировал подходящие к теме фразы, заимствуя произношение и акцент из уроков, записанных на грампластинках. Запоминал подходящие к случаю идиомы – короче, делал всё, чтобы не опозориться. А так как в гости с пустыми руками не ходят (а я всё-таки считал себя гостем), я посетил магазинчик для начальствующего состава, где приобрёл дефицит в виде коньяка, ликёра, сыра, копчёной колбасы и кофе в зёрнах, а также ещё кое-что, по мелочи. Такие продукты в обычных магазинах – как говорили, «на полках» – не предлагались торговлей для простых покупателей.

Учитывая немецкую пунктуальность, я вышел немножко пораньше, чтобы по пути скорректировать время и появиться у Бокков точно в назначенный час. Нельзя не отметить такое явление: население городка пыталось селиться, как бы сосредотачиваться, по этническому признаку. Народ из Малороссии – а его здесь было немало – переселяли во время войны из угледобывающих районов Украины на Северный Урал целыми шахтёрскими посёлками.

И вот картина, как они обживались здесь. Две стороны улицы вдруг расходились большими полукругами, затем снова сходились, образуя посередине площадь. Но если в европейских городах эти площади были вымощены и служили для больших сборищ в виде фестивалей, парадов, маскарадных шествий, то посередине этой площади находилась огромная глубокая лужа, к которой в летнее время из окружающих её домов, предвкушая удовольствие, с хрюканьем тянулись свиньи. Также гогоча, переваливаясь, радостно хлопая крыльями, шествовали гуси. Никто эту живность не охранял. Утром открывали двери, выпускали их, а перед заходом солнца они сами двигались к своим птичникам и свинарникам.

Несмотря на то, что на строительство домов любого леса было хоть отбавляй, хозяева этой улицы строили себе дома из тонких брёвен, а потом обмазывали снаружи стены глиной и белили. Это так они ностальгировали по своей «батькивщине».

Другое дело обстояло с улицей, на которой селились немцы. Здесь всё было ровненько, чистенько, аккуратно покрашено – в основном в тёплые тона. Дорожки перед домом были утрамбованы битым красным кирпичом. Во всём этом отдавалась дань милому историческому «фатерлянду». Вот в один из таких домов я прибыл точно в срок, назначенный для визита.

Немногочисленная семья Ивана Карловича Бокка была в полном сборе: сам хозяин, его жена фрау Эльза, а также их сын Карл, который в это время выполнял школьные уроки. Работал он, стоя за партой, которая при необходимости могла подниматься или опускаться с помощью подъёмного механизма. Все старались разговаривать по-немецки. Голос Ивана Карловича при этом становился каким-то грубым, сипловатым, неприятным. Зато голос фрау Эльзы имел очень приятный тембр, а акцент схож с тем, на котором были записаны уроки немецкого языка. Это позволяло мне легче воспринимать немецкую речь.

К тому же Эльза Эмильевна преподавала немецкий язык в местной школе и произносила слова чётко, достаточно раздельно. Карл готовил уроки и почти не принимал участия в разговоре. Закончив, он нажал какой-то рычаг – и стол, похожий на конторку, превратился в обыкновенную школьную парту. Правда, не совсем обычную, а передвижную, так как она могла перемещаться на роликах. Карл откатил её на определённое ей место. Затем подошёл к отцу и доложил, что уроки закончил. Отец предложил ему уведомить об этом «муттер», что Карл тут же дисциплинированно исполнил. Фрау Эльза разрешила ему погулять целый час. Карл быстро переоделся, посмотрел на свои наручные часы и вышел на улицу. Он не спеша прошёл до калитки, открыл её, закрыл и исчез. Недалеко от дома имелась лужайка, откуда слышались стук мяча и многоголосые вопли. Вот в эту ватагу и врезался Карл. Я из любопытства проверил пунктуальность младшего Бокка. Спустя без минуты час Карл уже открыл и закрыл за собой калитку, промелькнул за окнами и ровно через час доложил своей «муттер», что его прогулка окончена. Фрау Эльза торжественно объявила, что наступила пора пить кофе. Это была альтернатива русскому чаепитию, особенно у хлебосольных хозяев.

За столом все, не сговариваясь, перешли на русский язык. Голос Ивана Карловича стал сразу приятным, добродушным, в речи его не было даже тени фамильярности. Но было какое-то радушие, что придавало общению прелесть. Фрау Эльза даже добавила Карлу в кофе несколько капель коньяка, чему тот был явно доволен. Я спросил у Карла, если, конечно, не секрет, как его неофициально называют друзья-товарищи. Карл не спеша дожевал кусочек колбасы, запил его глотком кофе, поставил чашку на стол и ответил:

– Карлуха, и, помедлив: – «Бешеный».

– Что ж, – согласился я, – это значительно лучше, как мне кажется, чем Карлхен-тихоня.

Тогда я задал вопрос фрау Эльзе:

– Не очень ли стесняет Карла этот немецкий порядок, строгая дисциплина?

На что фрау Эльза солидно и резонно ответила:

– Это сугубо немецкая дисциплина и является основой воспитания немца. Если исключить её – потеряется самобытность, самоидентичность немецкой нации, особенно когда немцы находятся не в Германии, а далеко от неё, да ещё постоянно живут в окружении других этносов.