Вся сотня тогда смеялась. Волчку на прокорм! Ну да смех тот был уже не обидным, уважительно так посмеивались, как старшие братья над младшим. Так вот я стал настоящим воином и для себя, и для всех в дружине.»
Где-то на болоте кричала выпь, в гуще соснового бора ухал филин. А Митя сидел у костра и всё переживал да прокручивал в голове только что услышанный тятин рассказ. Вот бы и ему, какой подвиг совершить! Да чтобы непременно тятя им гордиться бы смог, ну вот как он сейчас им!
Андрей же подбросил дровишек в костёр, погладил мальчика по голове и по-доброму, легонько толкнул к подстилке:
–Ну всё, давай спать, Митяй, завтра у нас с тобой трудная лесная дорога с грузом предстоит, и силы нам с тобой ох как нужны будут.
Ратный труд и ученье.
После обработки мёда и отделения от него воска в больших горшках на тёплой печи, опосля, взялись и за другую работу.
Подкашивали небольшими косами-«горбушами» траву на опушках да ломали большие веники для прокорма зимою коз.
Приплод от этой весны Андрей решил не забивать, а оставить себе весь. В планах его было поменять только рогачей на племя, чтобы не допустить кровосмешения. Поэтому и корма того требовалось поболее, чем рассчитывали ранее. Вот и трудились весь день, не покладая рук.
А ещё, помимо всего прочего, на первое место вышел труд ратный!
Спозаранку, когда солнышко только выходило из-за горизонта, Сотник резкой командой «Подъём!» вырывал из мира сладких снов Митино сознание. И если подъём этот, не дай Бог, был недостаточно резким и бодрым, опять следовала команда «Отбой», и так по несколько раз по кругу. Пока окончательно проснувшийся мальчишка уже на ходу не влетал в свои расстёгнутые портки и онучи из крепкой воловьей кожи, да не успевал выскочить стрелою за дверь.
Быстрей, пока не успели положить обратно!
Затем следовал бег по пересечённой местности, то бишь по лесной тропе, оврагу, полянам, а иной раз и болотцу или буреломному коряжнику. И везде нужно было уметь держать дыхание и быть готовым ускориться, вслед за, казалосьбы, стожильным отцом. Было тяжко…
Но ещё тяжелее стало, когда на плечи его легла кольчуга. Она и так-то была тяжёлой, да великоватой к тому же, а тут ещё, между бегом, зачастую приходилось делать всякие упражнения, как то, же и отжимание на кулаках. Причём не важно где, хоть на земле, или в луже, а хоть и на каменной осыпи, там, где только застала команда Сотника. Всё это чередовалось подтягиванием на горизонтальной лесине, или ползаньем по пластунски – «ужом». А то и вовсе какие-то замысловатые комплексы, как их мудрёно называл отец, приходилось выполнять. И включали они в себя и растяжки рук и ног, и разработку всевозможных мышц и суставов да сухожилий всего тела.
Так что выматывался Митя изрядно. И уже прибежав обратно к дому да умывшись ледяной и обжигающей студёной водицей по пояс, а опосля, обтеревшись грубым сукном до горячего, приступали они к разному роду воинским упражнениям.
Упражнения, опять же, были как с оружием, так и без него. Без оружия – тятя называл всё это, то пластунским боем, а то боем рукопашным или же борьбой. При этом ставил он сыну не просто умение к броскам: через голову, плечо, бедро, колено, мельницу и прочие, а самое главное–учил чувствовать своё тело и тело противника. Учил понимать, когда оно и как именно напряжено, и куда оно, это вот самое тело, было готово двигаться. Что последует вот за этим круговым движением, и как в этом самом движении он может что-то поменять или сделать, что нибудь для своей же пользы. Учил гибкости и силе одновременно. Учил как эту самую силу противника, какая бы она ни была яростная и великая, обратить в свою же сторону, чуть изменив её направление и поменяв сам узор броска или схватки.
Много времени уделялось умению–всегда и всюду держать равновесие:
–Какой же ты воин, если даже с жердины, при первом же толчке, кубарем как заяц слетаешь? Эдак, тебе и на ушкуе не устоять, когда на абордаж идёшь. Да на кольях стены, когда крепостицу приступом берёшь. А там ведь приходится самим ужом яростно крутиться между мечей да копий защитников.
От того-то танец, а по-другому это никак и не назовёшь, на наклонных, разложенных между сарайками шестах, да ещё и на приличной высоте, становился всё сложнее и разнообразнее.
Тут тятя уже не довольствовался просто тычком слеги. Нет, теперь в ход шли копья-сулицы, конечно же, без наконечника, с кусками обмотанной плотной глины или камня вместо них, да и много чего было. А уж про то, что шевелить и раскачивать эту самую жердину, тут уж и говорить нечего.
Падал поначалу Митя часто и очень обидно, но со временем всё реже и уже совсем без былой боли. Тело с тренировками само научилось группироваться и выбирать для себя наиболее рациональные движения и лучшую защиту. Тем более, что под жердинами давно уже не было никакой подстилки из соломы.