Ветви деревьев били его по лицу, высокая трава цеплялась за ноги и шептала: отдохни! Упади и усни, не думай ни о ком, тебе нужны прохлада, и покой, и неподвижность, о которой можно только мечтать…
Из последних сил он переплыл озеро и вышел на болотистый берег, отдирая от ног немилосердных пиявок.
Кузниц не было. Стены и крыши сгорели, на пепелище торчали скелеты свай, лежали убитые, несколько тел висело на деревьях, и их лениво раскачивал ветер. Шатаясь от усталости и ужаса, Онуко Тэрай подошел поближе. Прямо у его ног лежал мертвый кузнец. Тэрай подхватил его под мышки и уложил на траву неподалеку. То же самое он сделал со вторым трупом, и с третьим, и с четвертым… Он очень хотел заплакать, но в горле стоял ком, а глаза оставались предательски сухими и расширенными. Восемь тел были уложены вряд, приготовленные к погребению: ноги вместе, руки на груди. Затем Тэрай нашел острый обломок и стал снимать с деревьев повешенных.
- Хоронить нечестивцев собрался, слизняк?
Тэрай повернул голову. На него смотрели в упор двое усмехающихся солдат но-буси, рекруты с длинными копьями. Впереди них стоял здоровенный самурай в синей с серебром броне и шлеме с длинными острыми рогами.
- А ну подойди.
И Тэрай, сгорбившись, будто в ожидании удара, сделал шаг навстречу.
- Э! - удивился самурай. - Да я тебя знаю. Ты тот самый, что продал смутьянов. Следы, стало быть, прячешь?
Жалкий вид стоявшего перед ним человека сыграл с самураем злую шутку. Он и глазом не успел моргнуть, а Тэрай, по-звериному разогнувшись, вонзил свой железный обломок в горло врагу и, издав вопль, бросился напролом через чащу. Солдаты на мгновение растерялись, но потом кинулись за ним, ругаясь и прорубая мечами себе дорогу.
Страх придавал беглецу силы. Ему казалось, что его вот-вот схватят, начнут пытать, а потом, истерзанного, повесят на дереве так же, как тех несчастных, на съедение птицам и хищным зверям-трупоедам. Он бежал все быстрее и быстрее, и солдаты в своих тяжелых кольчугах вскоре отстали. Задыхаясь и хрипя, он прорвался сквозь чащу и выбрался на небольшую поляну, где и упал, потеряв последние силы. Трава мягко приняла его тело, давая измученному разуму спасительное забытье.
Продолжалось это не более пяти минут. Тэрай проснулся вдруг, как от толчка, и ноги сами понесли его дальше, подчиняясь животному инстинкту. В маленьком дворике возле крестьянской хижины он прислонился спиной к дереву и отдышался. На крохотном поле он нашел какие-то побеги и стал жадно жевать, не чувствуя вкуса. Неожиданно он ощутил затылком чей-то пристальный взгляд. За его спиной молча и неподвижно стояли высохшие изможденные фигурки дряхлой старухи и маленькой девочки. Девочка была красива, несмотря на нездоровый от постоянного недоедания цвет лица. Они не были испуганы. Они просто стояли и смотрели, как странный человек давится и ест, спеша набить абы чем свой желудок.
- Я не трону вас, - сказал Онуко Тэрай и сам не узнал собственного голоса. - Только, пожалуйста, не кричите. Я сейчас уйду. У вас найдется что-нибудь поесть? Хоть немного…
А сам краем глаза поглядывал на прислоненную к стене сарая мотыгу. Если они все же закричат… Но кричать они и не думали. Он боком протиснулся в хижину, где прямо на грязном полу стояла глиняная миска с нехитрой едой. А возле нее сидели двое молодых мужчин: Чико и Такаси Нуэми…
По всем дорогам до самой имперской столицы Эдо стояли усиленные кордоны. По харчевням, гостиницам и постоялым дворам сновали шпики, на улицах всматривались в прохожих соглядатаи тайной полиции.
Оуэма Тэдзива не торопился уйти из города, так как знал: самая мощная волна поисков - всегда первая. Тут легко поддаться панике и быть пойманным. Найдя укромное место, он быстро сменил внешность: исчезли борода и усы, появился роскошный седой парик с косичкой на затылке, небольшая подушечка создала сутулость. Цвет лица приобрел сероватый оттенок, так что целитель - травоискатель сразу сказал бы: у этого человека печень нуждается в лечении, иначе горячий ветер съест ее, как огонь пожирает сухие листья. Одежда купца среднего достатка завершила дело: начальник тюрьмы Сатэ Коихи Нидзикано исчез, растворился в воздухе. Торговца же останавливали много раз, проверяли, обыскивали с ног до головы - и отпускали ни с чем.
Путь Оуэмы Тэдзивы лежал на север - через острова Яку и Токунасима, через пролив Осуми к южным берегам Японии. Этот трудный путь начинался из чайной господина Сикэна, плотного невысокого человека, весь облик которого говорил о душевном и физическом здоровье. От самых ворот чайной через живописный миниатюрный садик-дзен петляла узенькая дорожка, посыпанная желтым песком. Дорожка казалась длинной благодаря ее извилистости - вступая на нее человек отрешался от земных проблем, очищал свой дух-разум, прежде чем погрузиться в священно действие чайной церемонии. Само помещение напоминало игрушку - до того миниатюрно и изящно оно выглядело. Оуэме пришлось пригнуться, переступая порог. Сама чайная стояла на крошечном островке, и через ручей был перекинут ажурный мостик из белого камня.
Хозяин чайной встретил гостя с поклоном. Они сели за низкий стол, поджав ноги, и господин Сикэн начал священнодействовать. Оуэма задумчиво смотрел, как ловко, точно - ни одного лишнего движения! - Сикэн-сан манипулирует большими и маленькими кувшинами и множеством других хитрых приспособлений. Отвлекать разговорами его было нельзя, поэтому гость молчал, да и говорить особо не хотелось, хотелось лишь сидеть, вдыхать ароматы трав и глядеть на шипящую на огне воду в кувшинах. Помощник подал пиалу с прохладной водой для омовения рук и другую - для того, чтобы прополоскать рот.
По обычаю с этой водой из человека должна уйти вся скверна, все черные мысли, чтобы сознание очистилось и стало спокойным, как поверхность горного озера. Только после этого можно было приступать к чаепитию.
- Прекрасно, - сказал Оуэма Тэдзива, отпив глоток. - Букет напоминает хэнанский, его можно сразу узнать по некоторой остроте, словно вводу добавили две-три крупинки перца. Но определенно скажу, что этот настой - ваш фамильный секрет, уважаемый?
Хозяин довольно улыбнулся: