Пройдя прохладный длинный коридор, образованный двумя рядами колонн, Тэрай и его спутник оказались в просторном помещении, у дальней стены которого в полумраке высилась великолепная позолоченная статуя Будды. Настоятель Сюндэй сидел на каменном полу на коленях, скрестив ступни под ягодицами. Фигура его была абсолютно неподвижна, как и сама статуя Будды. Монах, отвесив глубокий поклон, встал рядом.

- Я хочу поблагодарить вас за помощь, которую вы оказали бедному недостойному путнику, - сказал Онуко Тэрай. - Я прошу дать мне приют на несколько дней, чтобы восстановить силы. Сейчас моя жизнь в опасности, и мне некуда идти.

Настоятель остался неподвижным. Целую долгую минуту он молчал, и Тэрай решил было, что тот не расслышал его. Но когда он решил повторить фразу, настоятель остановил его жестом руки.

- Тебе некуда будет идти и через много лет, - услышал Онуко Тэрай глубокий сильный голос. - Я прожил на земле долгую жизнь, посвятив ее служению Амиде Будде. Обмануть меня трудно. В твоих глазах безысходность. За тобой идет охота, и я не могу привести ее в святые стены.

- Вы знаете? - поразился Тэрай. - Но откуда?

- Будда видит все, что происходит на небе и на земле. Он проникает в души людей, и они не в силах скрыть от него ни черное, ни белое. Ты мирянин, тебе этого не понять.

- За этими стенами меня ждет смерть, - побледневшими губами произнес Тэрай. - Вы считаете себя служителем Будды и отдаете человека на заклание? У меня не осталось друзей, не осталось дома. Мне некуда идти! Мне страшно!

- Заповедь Мидзу-но Кокоро говорит: разум должен быть спокоен, словно поверхность озера в безветренную ночь. Страх - это лишь рябь на воде.

Онуко Тэрай посмотрел на служителя-провожатого, будто ожидая от него защиты, но в его глазах он не прочел ничего и понял, что только что выслушал свой приговор.

- Вы совершаете страшный грех, - хрипло сказал он. - Амида Будда покарает вас.

- Будда видит все, - повторил настоятель. - Я совершил бы грех, укрыв тебя, предавшего своих близких. Слишком многие отдали свои жизни за одну твою, никчемную. Помолись за их души. Может быть, тебе станет легче.

- Неправда!

- Уходи. Я дам тебе еду и одежду, потому что не хочу, чтобы ты умер от голода. Если тебе суждено умереть, умри от рук своих товарищей, кем ты пренебрег. Каждый сам вершит свою карму. Иди, мертвый человек.

Онуко Тэрай нашел в себе силы сделать ритуальный поклон, выпрямиться и поднять голову. И даже его шаги по коридору были не по-стариковски шаркающие, а молодые и упругие. Шаги человека, идущего на смерть.

- У вас не болит душа за его жизнь?

- У меня болит душа за святую обитель, - ответил настоятель. - Мирская суета - это не удел для служителя Бога. И не мне, высокому духовному лицу, выяснять, кто предал его и кого предал он.

Собеседник усмехнулся и пристально посмотрел в его глаза. И старый настоятель, не выдержав, отвел взгляд в сторону.

Еле волоча разбитые ноги, Онуко Тэрай брел по пыльной дороге на север. Несколько раз ему попадались конные разъезды, и он моментально скатывался в высокую траву на обочине. Еду он сумел растянуть на три дня, потом попробовал украсть немного рыбы, но был пойман крестьянами и жестоко избит. Он стучал в разные двери, но испуганные люди ничего не отвечали, а лишь выталкивали в спину: иди прочь, ничего не знаем.

Деревню Тятаи он обошел дальней дорогой, хотя обходить было нечего: там не осталось ни одной неразоренной хижины. Поля были вытоптаны, посевы сожжены, жители, кто остался в живых, попрятались.

Онуко Тэрай двигался на север в надежде найти подпольные кузницы, делавшие оружие для заговорщиков. Он мог предупредить кузнецов, чтобы те ушли в лес от самураев Иэхисы. Теперь только эта мысль владела его воспаленным мозгом.