— Так-так, — соглашался Мэнэ. — Суда проходят далеко от острова, миль за тридцать, в тумане и того дальше, снижают ход. На моей жизни всего раз был случай катастрофы с норвежской посудиной. Как помню, среди ночи разгуделся пароход, позже к нему присоединился другой гудок. Было мне лет десять, и поутру отец снарядил шлюпку, чтобы выяснить, какие там дела, посмотреть, что осталось. Вернулся он к вечеру, шлюпка доверху набита судовым скарбом. Кресло, на котором сидит ваш муж, с норвежца, и медная сковорода с него, и кружки эти небьющиеся, морские… А в трюмах «Саломеи» было голо. Видать, балластом шла или груза всего ничего. Пароход остался на плаву, только нос разворотил себе на банке у Форе. И к нему подходил другой пароход, — стукнул для убедительности Мэнэ по столу. — Вашему дядюшке повезло больше, он первым добрался до «Саломеи», рядом был и забрал в капитанской каюте какой-то ящик, высокий, в перевязи проволоки. Так разве Питер сказал, что внутри было? Только недолго он добыче радовался. Приехали на маяк люди в прорезиненных плащах и уехали с ящиком, который Питеру достался. Бывает… Когда Питер ящик брал, лицо его порозовело, а как отняли ящик, белым стало. И синяк был заметен…

После пятого стаканчика Мэнэ повело, и супруги пожелали ему спокойной ночи. Он мигом отрезвел, но оставленная бутылка на столе вернула ему благодушие. Он не поленился даже проводить чету до их комнаты.

— Дашутка, давай, — скомандовал Иван сразу за дверью. — Твой мифический дядя слыл писателем и этот случай обязан описать. Кофе и питание буду подавать незамедлительно.

С полчаса Дарья кропотливо разбирала каракули, переворачивала листки туда-сюда, и наконец, добравшись до нужного места, воскликнула:

— Есть! Слушай…

«…Его забыли впопыхах при перегрузке. Вид этого ящика сразу вдохновил меня… Ничего другого брать не хочу: здесь тайна. Так тщательно перевозят в каюте капитана вещи необычные. Сердце пело, и руки спешили. Только бы не наехали жители острова, лишь бы успеть увезти ящик…

Я опоздал. Прибыли другие искатели счастья и меня увидели.

Только сняв пятидесятикилограммовый ящик со спины в маяке, я успокоился. Передохнув, я сорвал обвязывающую проволоку и дощечки верха. Я перед тайной.

Что же я нашел внутри? Старинные книги на непонятном языке. Это разочаровало и вдохновило одновременно: я увидел золотые застежки на книгах и драгоценные камни. Я понял: они дороже ящика, набитого деньгами. Книги я припрятал и решил искать достойного покупателя.

И как же в очередной раз я был обижен судьбой, когда через десять дней ко мне пожаловали гости из криминальной полиции. Они вели себя грубо, старший ударил меня больно по лицу несколько раз, и я посчитал за лучшее отдать свою добычу. Нигде нет правды, прощай мечта, прощай недосягаемая Элеонора, судьбе неугодно, чтобы мы соединились. Ты красива, я беден, горький отшельник, кому даровано обладать тобой!»

— Бедный дядя Питер, — искренне пожалела Дарья. — С таким почерком трудно покорить красавицу Элеонору.

— Читай дальше, — торопил Иван.

— Дай передохнуть, — потянулась Дарья. — И кофе в постель!

Вернувшись из столовой с кофейником и теми самыми штормовыми кружками, Бурмистров застал жену со сверкающими глазами.

— Ванька, шубу обещаешь?

— Считай, она твоя, — понял пролог Иван.

— Слушай, какие события свершились далее.

Дарья отхлебнула кофе и продолжила чтение:

— «…Я перестал оплакивать свое несостоявшееся счастье, как вдруг мне напомнили о «Саломее». Как-то я собирался высаживать сельдерей и шпинат на единственной грядочке, и день выпал на удивление солнечный. Все вокруг радовалось живительному теплу. И тут я увидел катер в усах пены, спешащий к острову. С него сошел представительный мужчина и вежливо представился чиновником таможенной службы. Он интересовался, нет ли здесь контрабандистов, расспрашивал о моей жизни и вскоре уехал. Ночью пал густой туман, какой случается в начале мая, мне пришлось включить ревун среди ночи, и сон не шел больше. Поэтому в паузах ревуна я расслышал стук мотора с моря, а потом стук в двери. Пришлось вставать и спускаться вниз.

Я обомлел: за дверью стояли трое угрюмых мужчин, они без спроса вошли внутрь. Один из них успокоил меня: