Наши стройки, все эти новые города — Незаметный, Дарасун, Балей, — выросшие в тайге, все эти школы, клубы, электростанции, телефоны, радио — разве не материал для писателя вся эта новая советская культура и те герои, которые ее несут в далекую тайгу? А сама тайга с ее неоглядными просторами, с ее дикостью, малокультурьем — разве не материал для художественного показа борьбы за насаждение советской культуры, за создание в самых глухих местах культурных центров?

М. С. Бухов рассказывал мне про одного автора, не буду называть фамилию, который захотел написать книгу о золоте, фантастический роман будущего, причем начало этого романа развивается в нашей промышленности в Казахстане. И вот, как автор представлял себе свою будущую работу. Он пришел к т. М. С. Бухову и попросил направить его на один из приисков Казахстана, обеспечив ему в течение года зарплату в тысячу рублей в месяц, два «золотых» пайка, квартиру и право пользования автомобилем. Джек Лондон, когда писал свои книги, ни с кем не договаривался о подобных условиях, а просто работал на приисках и изучал жизнь; между тем его рассказы читаются с захватывающим интересом. А у нас тт. Жаровы и Алтаузены получают по нескольку десятков тысяч, а в результате... нет ни одной строчки.

Мы живем, правда, в других условиях, наше пролетарское государство должно помочь писателю, чтобы он мог осуществить свою идею, но нельзя же только давать и ничего не получать обратно. К тому же всякое произведение только тогда имеет ценность, когда оно написано со знанием дела и с любовью, когда автор сам изучит условия той промышленности, о которой он хочет писать, когда он сам поработает в шахте на прииске. Он сам должен в разрезе стать бок о бок со старателем, он должен пожить с ним в палатке или в шалаше, посидеть за чайником около костра, спеть с ним вместе любимые песни и вместе с приятным пережить все те невзгоды и тяжести таежного труда, которые он собирается описывать. Пусть он послушает рассказы старателей не с автомобиля и не «собрав их на беседу в бараки», а пусть после тяжелого рабочего дня у вечернего огонька на отдыхе послушает, что говорят люди, исходившие тайгу вдоль и поперек, знающие каждый куст и не раз бывавшие в таких переделках, от которых свежему человеку, а особенно московскому писателю, становится жутко. Мне рассказывал один старатель, как он вместе со своим товарищем нашел в 1884 г. на прииске Чибижек самородок золота весом около двух пудов, как они скрыли его от конторы. Рассказал, как договорились друг с другом не выдавать женам эту свою тайну и как один из них не выдержал, проболтался своей «бабе». Ну, а раз дело дошло до «бабы», говорил старатель, значит надо итти в контору объявляться, все равно «баба» не выдержит, разболтает. Достав самородок из-под кореньев и листьев, куда они его спрятали, они снесли его в контору, хозяину приисков — известному золотопромышленнику Иваницкому, который дал им за этот самородок четвертую часть стоимости. Ребята поделили честно пополам эти деньги, и автор рассказа, прокутив часть денег в селе Тисуль, отложил остальные для своего хозяйства. Это был по тому времени огромный капитал, и автор мог бы сделаться лавочником, торговцем. Но снова тайга, золото потянули обратно, и он вернулся на рудник, «послав к чортовой матери все свое богатство». Но у него осталось крупное приобретение: за много лет работы он изучил золото, а теперь, уже в наше время, он прошел курсы штейгеров и является консультантом для старателей, знатоком дела, к которому всякий приходит за советом и указанием. Таким образом он создал себе уже при советской власти почетное положение честным трудом и стал пользоваться огромным уважением в своей среде. А второй товарищ по находке самородка прокутил все деньги в том же селе Тисуль, прошиковав вместе со своей болтливой «бабой», пока были деньги. Рассказывал старый штейгер, как его товарищ ходил по грязи, разостлав кумач, как он пил «господское» вино, как он ездил на бороне, запряженной девками, одевшись во все то, что могло подойти под капризный вкус разбогатевшего сразу некультурного человека и его жены — плисы, «часы с чепкой», канаусовая рубаха, лакированные сапоги, разные шали, ботинки, кофты и всякое шелковье для «бабы».

Много рассказывал мне старик и о золотопромышленнике Иваницком, о его легендарных пирах и охотах, о его неописуемом искусстве стрельбы из ружья. Этот предприниматель стрелял так, что ему доверяли чужие и близкие люди свою жизнь без всякого страха. Он клал яблоко на голову своей жене во время какого-нибудь кутежа и на 40 шагов сбивал при всех гостях это яблоко пулей. Сидя у окна в часы безделья, он занимался тем, что выбивал пулей трубку или папироску изо рта проходившего по двору конторы. Этого героя «не нашего времени» следовало бы изобразить вместе с описанием невероятной эксплоатации рабочих на его приисках, на ряду с описанием тогдашнего приискового быта, быта тяжелой, каторжной жизни, гибельной для рабочих, и на ряду с этим огромных заработков и легкой жизни для эксплоататоров.

И он вернулся на рудник...

Следовало бы нашим писателям побывать на приисках, все это послушать, все это описать, отбросив все наслоившееся и созданное фантазией. Все это можно сделать только тогда, когда человек знает обстановку жизни и работы, знает ее не по книге, а знает ее из уст живых свидетелей, живых участников, знает так, как должен знать писатель, изучивший все детали быта, как знал ее Островский, как знал т. Альшанский, недавно написавший прекрасную книгу «Путь к золоту», о которой я уже говорил.

На фоне строительства таких золотых комбинатов, как Дарасун, Балей, Степняк, Джетыгара, можно было бы выдвинуть таких людей, как Макар Ефимович Гасилов, бригадир-стахановец Дарасуна, или Степан Игнатьевич Флусов — алданский первооткрыватель и разведчик.

Использовать старые легенды, предания, рассказы — все это нужно, но главным образом для того, чтобы на их основе еще ярче выдвинуть алданскую, например, героику, все подвиги замечательнейших людей, погибших в тайге от голода и цынги, но не сдавших врагу советского золота.

Эти все богатейшие материалы по «былям Алдана» только еще ждут писателя-художника.

Затем, сколько материала можно было бы почерпнуть из эпохи начала строительства, когда боролись за установку драг, за электростанции, за механизацию!

Когда я был на Алдане в 1929 г., то уже велись работы по механизации. Мне пришлось как раз выбирать место для электрической драги. В то время еще были такие люди, которые защищали кустарные способы работы и были против введения новой техники, американской. Из них можно упомянуть «инженера» Грундвальда, которому с большим трудом удалось вбить в голову, что нельзя заниматься кустарщиной, а нужно подходить к золотой промышленности как ко всякой другой, т. е. во всеоружии науки и техники.

Были такие люди, которые отрицали выгоды введения драг. Особенно много было таких людей, которые с пеной у рта боролись против постройки рудников, говоря, что это не нужно, что нам хватит на наш век одних россыпей. Всем нам приходилось очень много бороться, чтобы победить этот консерватизм. Мы мобилизовали против них молодые силы, а молодежь и партийная прослойка на приисках всегда боролись за науку, технику, механизацию. Тут помогли нам американцы, которые приехали из Аляски, в частности инженеры Литтльпедж, Робертс, Вильсон и др., а также старые наши инженеры: Борисов, Чарквиани, Мисюревич, Маршалов. Молодые инженеры, которые сейчас занимают большие посты, были передовым отрядом в этой борьбе. Тогда они были даже не инженерами, а студентами — Кузнецов, Емельянов, Кузмицкий, Селиховкин, Канцович, Соколов и многие инженеры, которые пришли к нам из других отраслей промышленности, и многие партийцы, присланные ЦК партии. Вот всю эту борьбу, весь этот энтузиазм, все это следовало бы отобразить нашим писателям.

Многие перипетии этой борьбы я наблюдал на приисках. Много наблюдал я курьезных сцен и событий, некоторые из них не вредно рассказать.

Однажды на Дальнем Востоке мне пришлось заехать на один прииск, где должна была быть поставлена драга. Части этой драги уже были завезены по воде, и на прииске ждали монтера для сборки.

 Части драги завезены были по воде

На Дальнем Востоке драг в дореволюционное время не было, за исключением двух-трех. Драги на Дальнем Востоке стали первыми внедрять в практику Г. И. Перышкин и инж. С. А. Кузмицкий. Тов. Г. И. Перышкин и его инженеры подходили к делу совершенно правильно. Они завозили драги современного типа, мощные, электрические и начали с постройки электростанций, тоже американского типа. Конечно, здесь была страшная борьба. Были противники этого дела, и Г. И. Перышкина обвиняли чуть ли не в контрреволюции, особенно тогда, когда нужно было на лошадях везти большие 13,5-футовые драги. Но Перышкин и его инженеры при поддержке партийных организаций и Павла Петровича Постышева это дело провели, и на Дальнем Востоке теперь работает порядочное количество советских электрических драг.

Благополучная доставка частей драги на прииск