— Вы знаете, — говорил Виктор Васильевич, забывая о костре и о чайнике, — ведь мы, золоторазведчики, только первые пионеры в этих местах. Мы добываем золото, возводим первые школы, строим больницы. В наших поселках рождается первая советская культура вместе с постройкой наших электростанций, рудников, драг и фабрик. Мы проводим дороги, телефон ...
— Ну, к Бертину не только дороги или телефона — тропы порядочной вы не провели еще... — заметил я.
Виктор Васильевич рассердился и стал говорить о том, какие будут здесь заводы, нефтяные промыслы, угольные шахты, какая огромная промышленность возникнет здесь, сначала металлургическая, а затем и легкая. Он говорил о прекрасных городах, о замечательных курортах, которые построены будут по Забайкалью и в Ленском бассейне. Он говорил об огромных электрических станциях, которые светом своим зальют тайгу...
— А пока костер-то наш как бы не потух, тогда вовсе без света останемся, — сказал я, подбрасывая сучья в огонь, который действительно чуть не погас.
— А ну вас к чорту с вашим костром. Поймите же наконец, какое здесь богатство ждет, чтобы его подняли, чтобы его разработали. Я не говорю о запасах золота, тут его столько, что мы на руды с небольшим содержанием и внимания не обращаем. Вы поймите, что можно с этим золотом сделать, что тут через десять лет твориться будет. Ведь ни одна страна в мире сравниться не может с нашей Восточной Сибирью, Забайкальем, Якутией и Дальним Востоком. Вы не хуже меня все эти места знаете, а молчите...
Но тут опять потолок моей палаты поплыл перед глазами...
— А молчите... — говорил кто-то голосом Алексея Дмитриевича. — Надо было давно мне сказать, что сорок...
Не знаю, был ли вечер или ночь, но свет горел в палате, и Алексей Дмитриевич держал меня за руку, отсчитывая пульс.
— Ну, так... ничего. А как язык? Протереть, протереть немедленно, как следует, — сказал он сестре.
Затем была возня с языком, что-то холодное клали на живот, меняли компресс.
— Можно будет дать стакан чаю с сахаром? Уже больше полутора суток ничего не давали, — спросила сестра.
Кто-то отвечал, что немедленно надо дать чаю, а потом и бульона. Стало после этого лучше, и я спросил, который теперь час. Оказалось, что был не вечер, а уже утро, но на дворе еще было темно.
Я снова заснул и снова увидел темную поляну, временами освещаемую вспыхивающим пламенем костра.
Доктора уже не было, вместо него опять появился геолог Селиванов, милый и беспокойный человек.
Он приподнялся на зеленом ковре, на котором лежал, размахивая руками, стал говорить о богатствах Якутии, в которой он много лет работал, о всех этих прекрасных горах, хребтах, долинах, которые он знал и любил. Он нарисовал картину гигантского роста новых заводов, рудников — Аллах-Юня, Белой горы, Кировского, Лебединого, Подлунного — всех новых городов, поселков.
Он говорил о сказочных богатствах этих золотых месторождений, об огромной добыче золота, которую наша страна будет иметь.
Все более и более увлекаясь, он уже почти кричал:
— В прошлом году мы перегнали Америку по добыче золота. Через два года перегоним Англию. Что это будет означать для СССР и для всего мира, если мы будем первыми по добыче золота. Ведь прежде всего...
— Однако, лошадей-то надо напоить, — сказал где-то близко от нас голос.