Вот я и пришел в церковь. Мне здесь легче — так спокойно стало. Можно у вас ночевать остаться?..»

Снял этот несчастный Володя шапку и стоит, упершись головой в дверной косяк. Все уже вышли из церкви, а он все стоит — будто уснул. Ему снова напоминают:

— Храм закрывается уже…

Он отошел на несколько шагов. А потом снова просит:

— Можно я у вас ночевать буду?

Ну, покормили его ужином, оставили на ночь. Потом еще на одну. И так он месяц жил при церкви — домой даже не думал появляться. В гараже ему постель устроили, поставили шифоньер, стол. Читал он много — ему книг надарили… А мать его потеряла совсем: и в «анатомичку», и в милицию, и в больницу обращалась — нигде нету. Опять плачет:

— Куда Володя девался?

В соседней церкви ей сказали, что сын в Георгиевском храме. Прибежала она к нам, залилась слезами:

— Володя, ты живой! Слава Богу! Я уж думала, что совсем тебя потеряла… Сыночек, прости меня!

— Мам, за все — слава Богу.

— Пойдем домой, сыночек.

— Нет, мама, не пойду. Мне тут хорошо. Поплакали они вместе, а потом мать снова спрашивает:

— А все-таки, Володя, куда ты иконы девал?

— Ох, мама, их нету — не спрашивай больше об этом! — снова помрачнел сын.

Так три года он и жил при нашем храме. Но в сам храм не заходил — не смел. Однажды я попросил его:

— Володя, пойдем, поможешь мне помянники читать. Он только через порог храма ступил — вздрогнул, будто его ударили, как за голову схватится:

— Ой!!! Батюшка, я не могу в церковь зайти!

И выбежал из храма. Только в церковной ограде мог ходить спокойно. Вот что значит — икона! Страшно не то что кощунствовать — без благоговения прикоснуться к ней.