— Успеть можно, Владимир Ильич, — ответил шофер. — Но только уж вы ненадолго. Иначе трудновато будет…

В первую минуту Ян Янович Зауринь совсем растерялся: вытянувшись по-военному, он хотел отрапортовать Председателю Совнаркома, но ни одно слово не приходило в голову.

А невысокий человек в полушубке, в шапке-ушанке говорил улыбаясь:

— Захотелось сегодня подышать чистым воздухом, побродить по лесу… Вот товарища Зайцева повстречали с вашего завода… Он и показал дорогу сюда… Как вы здесь живете? Как дела идут?

— Дела у нас только начинаются, — ответил Ян Янович, — начинаем почти что на пустом месте.

И, уже совсем не волнуясь, рассказал, что здесь, в этом подмосковном лесном углу, был до революции конный завод, принадлежавший какому-то барону или графу. Были тут и породистые лошади, и целый штат конюхов и объездчиков и всякой прочей обслуги. Перед самым Октябрем оборотистый барон или граф ухитрился распродать почти всех лошадей, а сам удрал за границу. От обслуги тоже почти никого не осталось. А в первые дни революции — наверно, по наущению бывшего владельца — кто-то поджег конюшни, сараи. Но все же кое-какие строения с имуществом уцелели. Удалось собрать десятка полтора лошадей. И народ пришел хороший — из буденовцев…

Владимир Ильич, слушая его, достал из кармана записную книжку, карандаш и сделал какие-то пометки на листочке.

— Наркомзем, военное ведомство помогают? Не очень?! Это их прямое дело! Я им напомню, а вы, если понадобится, обращайтесь прямо ко мне!

За дверью комнаты, где шел этот разговор, слышались приглушенные голоса, скрип дощатого пола, кто-то отчетливо произнес: «А потише нельзя?»

— Владимир Ильич! — сказал товарищ Зауринь. — Люди знают, что вы здесь. Хотят войти!

— Что за вопрос? Обязательно! И я хочу их видеть!..

Шофер возился возле автосаней, разогревал мотор — боялся, как бы не застыл на морозе. А мороз был крепкий — пожалуй, не меньше двадцати градусов. Зато хороша зимняя дорога в такую погоду.

Через полчаса шофер заглянул в комнату, где собралось все небольшое население конного завода. Картина была для него знакомая: никакой чинности тут не соблюдалось. Владимир Ильич, с шапкой в руке, стоял у стола, люди тесно сгрудились вокруг.

— Нет сомнения, что придет такое время, когда мы пересядем с коня на трактор, — говорил он. — Создадим машины в тысячи лошадиных сил… Но это в будущем. А пока мы еще нуждаемся в натуральной лошадиной силе… На четырех ногах…

— Еще не отжила лошадка свой век! — сказал кто-то.

— Совершенно верно, товарищ! — ответил Владимир Ильич. — Она требуется нам везде и всюду: и в городе, и в деревне, и для нашей Красной Армии, — взгляд его упал на шофера, который подошел поближе, и он понимающе кивнул головой. — А сейчас, товарищи, я должен уезжать, а то не поспею в Москву ко времени…

Толпою пошли провожать Ленина. Товарищ Зайцев шел рядом — счастливый, сияющий, в шлеме, свернувшемся набок. Он по праву чувствовал себя героем дня…

Вернувшись к автосаням, шофер с силою крутанул ручку мотора. Послышались оглушительные хлопки, машина дернулась несколько раз, окуталась черным дымом и заглохла. Шофер снова завел ее. Владимир Ильич терпеливо ждал.

— Хоть и машина, а норов у нее, как у необъезженной лошади!.. — сказал товарищ Зайцев.

— Норов такой, что глаз и глаз нужен, — озабоченно ответил шофер. — Да и корм не тот: ей бы чистого бензинчику, а мы ее поим какой-то немыслимой смесью.