Прождав томительный час, Сюэлян и Го получили долгожданное сообщение. Враг сумел переправить свой ударный кулак на южный берег Шуанчэнь.
Забегая вперед нужно отметить, что не один Сюэлян заразился танкобоязнью. Вместе с ним заболели сотни, если не тысячи его солдат и офицеров, что сыграло с молодым командующим злую шутку. На южный берег реки, до наступления ночи русские сумели переправить только три броневика, но и этого было достаточно. Заслышав рев моторов и увидев высокие башни «Ланкастеров», китайцы решили, что враг полностью переправил отряд Шаповалова.
— И что теперь!? — воскликнул Сюэлян, едва услышал трагичную для своей армии новость. — Что вы предлагаете, Го, отступать к Гирину и ждать когда русские танки передавят нас?
— Всегда есть возможность заключить перемирие с генералом Зайончковским.
— Перемирие?! Но он не пойдет на это, а если пойдет, то наверняка выдвинет неприемлемые для нас условия!
— Я не знаю, что могут потребовать русские, но я полностью уверен в том, что им невыгодно затягивание конфликта. Россия не готова к большой войне в Маньчжурии, а значит, не будет выдвигать заранее неприемлемых условий. Сейчас главное прекратить боевые действия, вернуться в Мукден, а там уже все будет зависеть от дипломатов.
— Вы в этом уверены, Го?
— Начать переговоры о перемирии, для нас самый лучший вариант.
— Кто пойдет к русским переговорщиком? Мо?
— Думаю, не стоит рисковать столь важной миссией, вверяя её в руки такому безответственному человеку как Мо. Если вы согласитесь, то я готов лично заняться этим вопросом, — предложил Го Можо. Отказа не последовало и на другой день, полковник под белым флагом отправился парламентером к Зайончковскому.
Го верно угадал настрой командующего харбинской группировки свести дело к миру, но ошибся в его готовности быстро завершить этот процесс. Подтвердив свою готовность остановить никому ненужное кровопролитие, Андрей Медардович прочно связал заключение мира с компенсацией ущерба, который понесла русская сторона в результате агрессии Мукдена.
Так как полковник Го не был компетентен решать этот вопрос, Зайончковский потребовал к себе в ставку на переговоры самого Чжан Сюэляна, лично гарантировав его безопасность. Одновременно с этим, подтверждая свои мирные намерения, генерал объявил о своей готовности пропустить через расположение своих войск любого солдата или офицера, давшего слово более не участвовать в войне с Россией.
Стоит ли говорить, что слова Андрея Медардовича породили в рядах противника дезертирство. Оно было не столь массовым, как того хотел бы командующий Заамурьем, но все же регулярно подтачивало силы маньчжурцев.
Многие солдаты и младшие офицеры вдруг заболели на фоне сокращения продуктового пайка, и обратились к своим командирам с просьбой отправить их на лечение. Просьбы эти, конечно же, не удовлетворялись и тогда, прихватив с собой винтовку, солдаты оставляли свою армию, совершали скрытый марш бросок к переправе через Сунгари.
Не желая потакать побежденному врагу, командир переправы капитан Рокоссовский объявил китайцам, что будет пропускать их только в дневное время. Ночью, по любым приблизившимся к русским позициям людям открывался огонь.
Ушлые местные жители сумели быстро наладить на этом прибыльное дело. Тех, кто по каким то причинам не хотел проходить через русскую переправу, за небольшую плату они переправляли через реку на лодках. Рокоссовский знал об этом, но смотрел сквозь пальцы. Серьезной опасности для него эти беглецы не представляли.
Между тем в полевой ставке Зайончковского начались переговоры с Сюэляном, которым предстояли жаркие дебаты в штабе. Некоторые горячие головы призвали Андрея Медардовича арестовать Сюэляна, и лишив китайцев вождя, скорым маршем двинуться на Мукден, который остался без защиты.
— Не говорите глупости, господа! На данный момент нам нужен мир, на выгодных для нас условиях, а не поход к Мукдену. Да, сейчас мы легко сможем взять столицу Маньчжурии. С этим никто не спорит, но какова будет выгода от подобного скоропалительного шага? — спрашивал генерал и сам же отвечал, — никакая. Посчитаться за сына обязательно придет «старый маршал», за которым стоят японцы, а к реваншу за войну 1904 года, мы не готовы. Так что только понапрасну растратим силы и положим людей.
Перед самым началом переговоров, Зайончковский получил из Москвы секретное послание от президента Алексеева. В нем предписывалось не требовать от Сюэляна полной капитуляции, а лишь ограничиться подписанием перемирия и четко следить за его выполнением китайцами. В случае необходимости, генералу разрешалось применить силу.
Подобная позиция Москвы была обусловлена тем, что в Пекине уже начались тайные переговоры с Чжан Цзолинем, сына которого русским дипломатам было выгодно иметь в качестве заложника, а не пленника.