– Всё, начали!

Когда уважаемого купца Вена вынули из послеобеденной дрёмы, первым его желанием было дать пару плетей несчастному слуге. Но по мере лопотания этого идиота сонливость сняло как рукой. Покряхтывая, с помощью недостойных, лишь по недоразумению называемыми слугами, он покинул повозку. Глаза, сохранившие свою остроту, сразу упёрлись в тройку русских пограничников. Тяжело вздохнув, он про себя посетовал об очередных тратах, увы, не в первый раз. Представителям власти сейчас не стоило смотреть, что он везёт. Город большой, вот только проблема с отдыхом, а раз есть спрос, то есть и предложение. И находятся люди, желающие попробовать запретные удовольствия. Нет, с опием он не связывался. Русские с маниакальной жестокостью вешали любого, кто попался с таким товаром. Особенно усердствовал в этом молодой начальник «Смерша». И не помогало никакое заступничество, наоборот, становилось ещё хуже. Грозить или пытаться смягчить приговор бесполезно, зато сторонники «решительных» действий, как правило, заканчивали свой путь, садясь на кол. Последним занимались китайцы из жандармских команд вдалеке от Порт-Артура. Жестокость, привычная для китайцев, но шокирующая европейцев. Однако, как точно знал Вень, за это его даже не одёрнули. Зато у жалобщиков вскоре начинались проблемы с законом… Выводы все заинтересованные стороны сделали правильные.

Теперь попробовать протащить в город опиум было сродни самоубийству, но кто запретит покупать юных девочек? Ведь если бы не он (не только он, кстати!), то они наверняка умерли бы от голода, а так – пристроены. Белые варвары сентиментальны и большей частью привязываются к своим наложницам. Сейчас у него были три «племянницы», за которых уже был выплачен круглый задаток. Особо оговорили, что никаких непредвиденных обстоятельств получатели не принимают.

– Господин… – завёл волынку Вень, намеренно коверкая слова и стараясь заболтать и отвлечь внимание унтера. Заносчивый Ляо всё испортил, всё никак не может простить разорение своей семьи. Демоны! Из-за этого дурака придётся убивать. Оскорблённый унтер явно намерен обыскать все повозки. Ну что стоило притвориться «жёлтой обезьяной» и отдать приготовленную для таких моментов сумму? – Моя едет в Порт-Артура…

Когда русский подошёл, он неожиданно для здоровенного варвара ударил того стилетом, целясь в сердце. Вот только его коронный удар пришёлся в пустоту – здоровяк словно скрутился, а затем в голове Веня взорвался фейерверк, и наступила темнота…

Владимир улыбнулся, но увидь кто из китайцев эту змеиную усмешку, мигом попробовал бы притвориться тупым сельским жителем и начал бы каяться, каяться, каяться. Начиналось самое интересное. Отец называл это «засадой с живцом и подстраховкой». Метод сколь эффективный, столь и опасный. «Пойми, очень трудно доказать, что вот этот конкретный индивид – враг. Он будет улыбаться, плакать, причитать. – Взгляд отца был очень серьёзным. – Твоя главная задача в таком случае – заставить его раскрыться. Чтобы не было двусмысленных толкований адвокатов. А создав ситуацию, когда ему кажется, что можно безнаказанно нагадить и остаться непойманным, вражина не устоит». Вот потому Дроздов в самый первый раз в качестве «наживки» был сам. Во-первых, он делом доказал: «генералы в бой посылают, а адмиралы ведут», – уважение подчинённых вещь далеко не последняя. А во-вторых, так было необходимо: посланец от триады потребовал уничтожить русского, все готовились к трудному и опасному предприятию, а тут он сам, можно сказать, в руки идёт.

Спустя сутки он старался вспомнить всё, что знал, зарабатывая лёгкую смерть. Вот тогда и попросил Владимир у отца несколько хватких нижних чинов. Трое опытнейших бойцов, присланных ему полковником Мейром, были столь естественны, что, не знай он, у него закралось бы сомнение об их адекватности. Они не придали значения китайцам, постепенно подходящим к начальнику охраны. Тот, разодетый с претензией на роскошь, несколько развязно пытался объяснить, что те не имеют права досматривать караван. Точно такое же суждение вынес и сам купец (вот тут Дроздов крупно ошибся), решивший лично устранить главного командира. Семёну поведение китайца было лучшим сигналом об опасности, ну не может хозяин с одной стороны быть подобострастным и недалёким, а главный охранник вести себя, словно он хозяин! Лицо тот сделал столь умильно-холуйское, что хотелось пристрелить, не дожидаясь нападения. Но жёсткий приказ заставлял взять себя в руки. А когда сей пузан пошёл к нему сам… Так «терять лицо» никто из местных бы не стал. И когда, словно змея, в грудь полетел стилет, Семён уже внутренне был готов. Вместо того чтобы умереть, как баран на бойне, Силантьев, обряженный сейчас пограничником, отбил удар, вырубил главного «языка» и рухнул на землю. Страхующие его бойцы тут же распластались и, уже лёжа, начали стрелять в ближайших караванщиков. Те, не ожидавшие такой прыти, впали в ступор и целых две секунды стояли неподвижно! А затем начался бой. Начальник охраны, не успев открыть рот, словил пулю от их благородия (уж звук «манлихера» отличается от «мосинки») и катался, прижимая левую руку к правому плечу. Выстрел командира практически совпал с началом стрельбы пулемётчиков, в упор расстреливающих столпившихся китайцев. Понять и предпринять что-либо ни у кого не хватило времени, и спустя десяток секунд все остались валяться на пыльной дороге. Троица китайцев, находившаяся в хвосте каравана, намеревалась сбежать, но сидевший с дозором пулемётчик (спасибо господину полковнику, что прислал ещё пару), словно на учениях, срезал всех одной очередью. На этом активное сопротивление закончилось, не успев и начаться. Неблагородно, зато очень эффективно, и, что характерно, потерь гораздо меньше.

Пока Семён вязал купца, Мишка вместе с подоспевшим ему на помощь фельдфебелем и Зарецким в темпе подхватили раненого и поволокли его к стоявшему недалеко поручику.

– Ну-с. – Дроздов окинул презрительным взглядом бледного (не только от ранения) китайца. Тот мигом понял, перед кем стоит, что спокойствия ему не добавляло. – Исповедуйся, у меня нет желания применить к тебе, сукин сын, весь твой богатый опыт. Но если будешь играть в молчанку, не обижайся.

Стоявший позади здоровенный жандарм отвесил тому лёгкий подзатыльник.

– Что говорить? – Ли с тоской смотрел, как из повозки вывели трёх китаянок.

– Например, кто это, – кивнул офицер на испуганно жавшихся друг к другу женщин. – Или сказки мне будешь рассказывать, что это твои родственницы?

– Нет, это дальние родственницы уважаемого господина Веня.

– Шутку оценил. – Ни один мускул не дрогнул на лице русского. – Егорыч, он твой.

– Понял, вашбродь. – И, повернувшись к Ли, он жутко улыбнулся. – Сам выбрал судьбинушку, ну так теперь не обижайся.

– Очнулся, гадёныш, – услышал Вень, откашливаясь от попавшей в рот воды. Открыв глаза, китаец увидел вначале две ноги, обутые в щегольские хромовые сапоги. Чуть подняв голову, Вень разглядел молодого офицера. Последнее, что он успел заметить, было что-то очень большое… После чего он провалился в темноту. – Чего молчишь? – И по спине приложили чем-то тяжёлым. Покачнувшись, он попытался оглянуться, но сильный подзатыльник и окрик дали понять, что такое поведение не приветствуется.

– Итак, говорить будешь? – Офицер чуть приподнял левую бровь, с интересом разглядывая Веня.

– А-а-а! – Дикий крик и бульканье заставили купца вздрогнуть.

– Да ладно, – жёстко усмехнулся русский. – Поди, не раз слышал такие крики в бытность хунхузом? Или уже успел позабыть? Ну так мы напомним, нам недолго.

Юлить Вень не стал и быстро начал отвечать на вопросы. Он отлично понимал, что потом станет ненужным, но в данный момент его устраивала лёгкая смерть.