— Думала, — честно призналась Марина. — Карен не верила в твою смерть и была уверена, что это страшное недоразумение. А я удивлялась и думала, что она просто не в силах смириться со страшным известием.

— Тогда почему ты отправилась меня искать?

— Из-за Барбары Бовендер, — ответила она и вдруг поцеловала его — потому что их губы почти касались, потому что он вправду был жив, потому что она больше ничего не могла объяснить.

Тогда, в гостиной у Бовендеров, Барбара спросила, любит ли она его.

Сейчас она его любила — но только сейчас.

Только в эту ночь, после такого ужасного и трудного дня, какого, может, у нее больше не будет до конца жизни.

Она поцеловала его, чтобы убедиться, что все это случилось на самом деле.

Он поцеловал ее, потому что это был не мираж, не сон, и он действительно вернулся в лагерь.

Потом они еще теснее прижались друг к другу, так было нужно, чтобы уместиться на такой узкой койке. Она заплакала, потому что снова увидела ту узкую речку, мимо которой так легко проплыть, не заметив.

Что, если бы она не заметила ту речку?! Что, если бы ее не заметила Барбара Бовендер? Тогда они никогда бы не нашли Андерса и никогда бы не потеряли Истера?

Андерс понимал это, он так и сказал, осушая поцелуями ее слезы.

Потом они любили друг друга — но только для того, чтобы прогнать пережитый ими страх и успокоиться. Это был физический акт утешения, нежности, высшей нежности двух друзей.

Она любила бы мистера Фокса, будь он здесь, а Андерс свою жену, но в эту ночь они были вдвоем, без своих близких.

Да и вообще, после всего, что они пережили вместе, как могли они не прижаться друг к другу, не слиться своими телами?

Ведь им нужно было доказать, как сильно переплелись их жизни, хотя бы до того момента, когда самолет приземлится в Миннеаполисе.

Если бы сейчас ее не прижимало к матрасу его похудевшее тело, она, возможно, стояла бы сейчас по колено в воде и всматривалась в темную реку, надеясь, что доктор Свенсон окажется права и Истер приплывет домой на украденном каноэ, может, на том самом, на котором уплыл в бреду Андерс.

А без тепла ее тела он, возможно, не поверил бы, что к нему вернулась удача.

Но об одной части этой истории они никогда не заговорят потом — о том, как Андерс положил ее на себя своими тонкими, как молодые деревца, руками, и она прижималась щекой к его груди, целовала его и рыдала…