Она улыбнулась.
— Разница в сути. Я думаю, вы не обладаете излишком времени, чтобы вдаваться в подробности. Поэтому объясню просто и кратко. Я не лезу детям в душу и не тревожу их память. Этим пусть занимаются другие специалисты. Если дети желают, то могут рассказать мне все, я всегда к их услугам. Но в основном говорю я, показываю им этот мир, даю советы и подсказки, как выжить в нем. К примеру, пересаживая растение из горшка в клумбу, мы не можем просто положить его на землю и ждать, что он сам все сделает. Мы должны выдернуть сорняки, выкопать ямку, оставив достаточно места для корней, налить воды, потом поместить внутрь цветок, засыпать землей и так далее. Вот и я помогаю детям приспособиться к новой земле, а взрослым даю советы, что нужно сделать, чтобы цветок прижился.
— Теперь стало немного понятнее, — неуверенно констатировал детектив. — И вы занимаетесь с Милли Смит?
— Да, именно поэтому я и беседую с вами, — чуть насмешливо произнесла Иллая.
И Расмус, вместо того чтобы испепелить ее в ответ взглядом, лишь улыбнулся.
— Мы расследуем убийство матери Милли. Скажите, почему девочка сбежала из дома? Может, она вам что-то рассказывала? Вдруг ей известно, кто желал ее матери смерти?
— Вы задали мне сразу три объемных, не связанных друг с другом вопроса одним махом, — констатировала задумчиво специалист.
— Да? — Расмус широко улыбнулся. — Вы предпочитаете все раскладывать по полочкам?
Она пожала плечами и продолжила:
— На первый вопрос я не дам ответа, не имею права, поскольку это может рассказать только сама Милли. Но я сообщу общеизвестные факты и выскажу сугубо личное мнение.
— Я бы очень хотел выслушать ваше мнение, — произнес детектив.
В его голосе промелькнула игривая нотка, но он остановил себя и прервал улыбку, и нотка растаяла в воздухе, а девушка сделала вид, что не заметила ее.
— Насколько я знаю из данных, которые мы получили от службы опеки, мать Милли употребляла алкоголь и наркотики, водила в дом мужчин, удовлетворяла все свои низменные потребности. А вот свой основной долг, долг матери, она не исполняла. — Ее мягкий голос стал жестче, словно в нем натянулась невидимая металлическая пружина. — Женщина забывала кормить ребенка или, может, не забывала, а просто не хотела. Она не водила Милли в школу, не покупала ей вещи, не мыла ее, не лечила. Как девочка продержалась тринадцать лет с такой матерью, не знаю. Она сильная и добрая девочка, которой не повезло с родителями, вот и все. Вот мое мнение. Причин для побега было достаточно. Что стало спусковым крючком, лучше вам спросить у нее, но не думаю, что она когда-то и кому-то об этом расскажет. Может, больше не могла терпеть такое отношение. А может, случилось что-то еще. Но девочка сделала свой выбор, и я ее в этом поддерживаю. Тут ей намного лучше, тут ее кормят, одевают, учат, учитывают ее интересы, о ней заботятся, — закончила Иллая решительно.
— Понятно. А другие мои вопросы?
— Может ли она подсказать вам, кто желал ее матери смерти, я не знаю. Она здесь уже около шести месяцев, и за эти шесть месяцев мать ни разу не приезжала к ней, не писала и не звонила. Я полагаю, она была рада, что избавилась от дочери. Поэтому — еще раз повторю, это только мое мнение — Милли вряд ли сможет вам помочь. Но ваша коллега сейчас разговаривает с ней, и вы сможете уточнить ответ на этот вопрос у нее.
Девушка остановилась у поля, где девочки играли в мяч.
— Спасибо вам, Иллая, — зачем-то сказал детектив.
— Не за что, всегда готова помочь. Как детям, так и доблестным детективам, — снова мягко сказала она и с улыбкой, чуть внимательнее посмотрела на Алена.
Они развернулись и направились обратно к зданию приюта.
— А вы давно занимаетесь с детьми? — спросил Расмус, чтобы не прерывать беседу, которая по какой-то странной причине, доставляла ему удовольствие.