– Ты сначала научись его держать, а уж потом позволяй там или нет, – отмахнулся Дед, подхватывая младенчика, который вовсе успокоился, приник и потянулся ко тьме. А та и рада, отозвалась, окружила теплым коконом.

Глеб хмыкнул.

И подумал, что, конечно, крестины – дело хорошее, но уж больно хлопотное какое-то. Дом его вдруг наполнился людьми, желавшими всенепременно засвидетельствовать свое почтение.

На свадьбе Его императорского Высочества и то, кажется, меньше народу было.

Толкутся.

Мешаются.

Анну беспокоят. Вчера какой-то идиот решил, будто цветы в оранжереях сажены именно для того, чтоб он их сорвал. А ведь предупреждали… и проклятье Глеб снимать не станет.

Не сразу.

– Ольга меня убьет, – обреченно произнес Алексашка, глядя, как младенец засыпает на руках Деда.

– Не волнуйся, если и так, я воскрешу.

– Вот-вот… и тогда она сможет убить меня снова.

Алексашка дернул шеей, которую сжимал жесткий воротничок. А ведь постарался выглядеть прилично, и костюм нацепил, и галстук завязал правильно.

А что вид мрачный, так… от волнения.

И беспокойства.

– Как думаешь… – взгляд Земляного следовал за Дедом, а тот расхаживал по комнатушке, нашептывая что-то долгожданному наследнику. – Если я ее все-таки украду… она замуж пойдет? А то нехорошо как-то получилось…

– Укради, – согласился Глеб.

– Но ты меня, если что… воскресишь?

– Воскрешу.

– Тогда ладно…

…по-над полями полетел звон колокольный, поторапливая.