В помещении, куда меня доставили, не было окон, зато имелись многоярусные нары, на которые я и уселся. Вскоре ко мне втолкнули Петю-певуна. Выглядит Петя очень нехорошо: одежда порвана, без пуговиц и карманов, лицо покрыто кровью, на шее характерные полосы: явно Петю душили. Я помог мужику улечься на нарах, оторвал полосу от подола нижней рубашки и стал ею обтирать лицо Пете.

— Кто тебя так, Петя, и за что?

— Люди Шуйского, кто ещё.

— А за что?

— Ясное дело за что: за близость к царю-батюшке. Извини, барин, тяжело мне говорить, болит очень.

— Потерпи, родной. Мне очень важно знать: Иван Васильевич жив?

— Жив. Эти гады пытаются его заставить бармы снять и принять постриг.

— Давно это началось?

— Вчера вечером.

— Боярские сотни на Москву пришли?

— Ждут с часу на час.

— Ну слава всевышнему и всем его ангелам: успели! — вырвался у меня вздох облегчения — Петя, кто во главе заговорщиков?

— Иван Андреевич Шуйский, Александр Иванович Воротынский, Андрей Михайлович Курбский̆ и Алексей Фёдорович Адашев.

— Адашева не казнили за его преступления?

— Простил его великий государь, мягкосердечен он, к сожалению. В поместье своём он жировал, а Курбский в соседнем. Так вместе и приползли, вместе с Шуйским.

— А военные силы заговорщиков каковы?

— Стрелецкий полк под командой Назарки Развалихина. Прежнего полковника, отказавшегося поддержать заговорщиков удавили подручные есаула Каличенки.

— Ну слава богу! Из этого полка верну заговорщикам от силы две сотни, а у наших силы поболе. А кто склоняет великого государя к постригу, неужели митрополит Макарий?

— Макарий и сам в узилище. Сильвестр-протопоп и какой-то иеромонах Рёдигёр, не знаю, как дразнят, паскуду.

— Ну ладно, отдыхай, а мне надо подумать.