Снег лежал толстым слоем, дорога была скользкой, крутой кювет слева Ноа едва видел, но знал, что он там, только и ждет, чтобы он совершил ошибку и скатился за край. В лыжных ботинках управлять машиной сложно, поэтому он снял их и ехал в носках.

Они направились домой по М-40 S и I-94 W в абсолютной темноте. Ни звезд. Ни луны. Ни уличных фонарей, ни света от городов, ни света от проезжающих машин. Никаких проезжающих машин, и точка.

Они уже высадили Фиби и Криса у их домов — Криса в Плейнвелле, к юго-востоку от Остего, а Фиби в Давагиаке, примерно в четырнадцати милях к востоку от Фолл-Крик. Окрестности оставались темными. Все погрузилось во мрак.

Их фары оставались единственным светом в округе. Два желтых конуса пронзали черную пелену, прорезанную ныряющими, кружащимися белыми вихрями. Он не мог разглядеть фермерские угодья, перемежающиеся лесами и случайными домами, и предприятиями — складами и стоянками подержанных автомобилей.

Ноа не мог видеть ничего, кроме нескольких ярдов прямо перед собой.

То тут, то там фары грузовика освещали огромные холмы покрытого снегом металла — автомобили, внедорожники и грузовики, заглохшие и брошенные на обочине. Несколько раз ему приходилось объезжать аварии с нагромождением двух, трех и более машин.

Квинн сидела на пассажирском сиденье рядом с ним, лишь темная фигура в полумраке кабины. Ее колени были подтянуты к груди. Она держала руки перед печкой, чтобы согреть пальцы, и тупо смотрела в окно.

Майло крепко спал на заднем сиденье, свернувшись калачиком, как щенок, в спальном мешке. Ноа нервно поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы проверить, как он там, и иногда включал один из верхних фонарей. Цвет его кожи казался нормальным. Грудь постоянно вздымалась и опускалась.

Его жизненные показатели оставались в норме. Тем не менее, Ноа беспокоился.

Сын пережил сегодня невероятное количество стресса. Это слишком много для взрослого, не говоря уже о ребенке. Как это повлияло на его надпочечники? Достаточно ли лекарств, чтобы защитить, или его тело уже ополчилось против него самого, как тихий, невидимый яд?

Перед тем как они отправились домой, Ноа дал Майло его вечернюю таблетку. При простуде или гриппе он обычно увеличивал дозу лекарства на три дня. После этого нужно было идти к доктору Прентису.

Если что-то серьезное, они удваивали или даже утраивали дозу на более длительный срок, постоянно контролируя уровень гормонов.

Майло был сильным ребенком, храбрым и стойким. Он ведь уже пережил потерю матери в результате самых ужасных событий, которые только можно себе представить?

С ним все будет хорошо. Должно быть.

Ноа сжал руль и поморщился от резкой боли. Тепло в кабине наконец-то отогрело его конечности. Пальцы, уши и нос болели почти как от ожога.

Это означало, что у него, вероятно, только поверхностное обморожение. Боль — это хорошо.

— Я знаю, кто ты, — проговорила Квинн после долгого молчания. — Я помню Ханну Шеридан.

Он взглянул на нее, пораженный.

— Что?

— У меня сегодня день рождения.