И два дня я снова взмывала с ним куда-то в неизведанные мной небеса и падала с них в его сильные руки только для того, чтобы он дал мне недолгую передышку и снова запустил, как бумажного змея, в небо, где тот не может парить сам по себе, только на тонкой нитке в руках чуткого мастера.
Где-то к утру, когда, совершенно потеряв счёт времени, мы снова уснули утомлённые друг другом, но всё ещё не насытившиеся, где-то там во сне, словно стоя на краю яви и сна, кто-то мне сказал: — Не отпускай его. Это же Он.
— Нет, нет, — спорила я с этим голосом. — Ты не понимаешь. Его не удержать. Он как солнечный свет, как вода. Он — мечта. След на песке. Воздушный замок.
— Он — рядом. Он с тобой, — возражал мне собственный голос. — Он — твой.
— Нет, нет, это просто секс. Я люблю не его, — рассердилась я.
И проснулась.
— Дрим, — коснулась я пальцами его плеча, повела по узорам татуировки, но он во сне лишь обнял меня крепче и улыбнулся своими невозможно красивыми губами. — Моя Мечта, — прошептала я. — Слишком красивая, чтобы быть правдой.
— И что он реально тебя ни разу не видел?
Мы стояли на остановке Автобуса № 229. Дрим держал надо мной зонт — пришёл меня проводить. Я приплясывала от волнения.
— Нет. Говорю же тебе, он потерял зрение. А два дня назад ему сделали операцию.
— Боишься, что ему не понравишься?
Я только вздохнула.
— Да. Боюсь.
Но как ему объяснить, что вовсе не этого? Что в том Королевстве Кривых Зеркал, где живёт Писатель, нет белого и чёрного, нет отдельно вымысла и отдельно реальной жизни, нет разделения: вот эту девушку я люблю, с этой трахаюсь, а эта просто быстро печатает. Есть некое пространство, в котором существует всё и перетекает из одного в другое. А я в нём нечаянно оказалась в двух лицах. И он не знает, что я и она, та самая, что так важна для него — одно. И я боюсь, что как раз этого ему и не надо. Что он хочет страдать по своей Цапельке. И хочет, чтобы рядом была я. Или уже не хочет…
Блин, мне бы хоть толику Даниловского красноречия. Я даже себе не могу объяснить, что к чему, а потому просто махнула рукой.
— Дим, не ревнуй. Пожалуйста. Ты знал.
— Нет, этого я не знал, — многозначительно покачал он головой, явно имея в виду не то, о чём мы говорили. — Но это неважно. Твой автобус.
Он подал мне руку, помогая зайти, протянул свёрнутый зонтик. Махнул на прощание. И пошёл, подняв воротник и втянув голову в плечи.
Как я устала с тобой расставаться, Дрим! Мы снова и снова с тобой прощаемся, а потом встречаемся вновь. И каждый раз расставаться всё трудней.
Но сейчас я гнала от себя эти мысли. И они так успешно гнались.