— И что же теперь делать, я сказал Шаху, что ты обязательно поможешь? — Расстройство купца было очевидным, надежды на новый гигантский доход рушились на глазах.

— Опять… Ладно, вот тебе будет указ директора: взять 500 рабов из государственного казначейства, проложить дорогу от Спокана до равнин реки Валиме, поставить острог и взимать плату, за каждого проезжающего по дороге, в два рубля с каждого фургона и по полтине с лошади. Десятину со сборов сдавать в казну. После завершения прокладки этого участка, продолжить работы до долин Сиу по согласованному с Директорским Приказом пути. — Я смотрел на Йэлшана, наблюдая как неуловимо светлеет его лицо. — Вот такой указ тебе подходит, доволен?

— Ты мудр, Игорь, как и подобает большому тоэну! — Мазнул лестью хитрец. — Только зачем мне два рубля, у нас и так твоих рублей полные сундуки, лучше брать одеялами или шкурами, так надёжно!

— Это дело уже твоё, как и чем брать, ты главное в казну по 20 копеек с фургона клади и с проезжающих цену не завышай. Стоит, например, шкура 3 рубля — рубль на сдачу верни! Ну и само-собой государственные люди должны проезжать свободно, без оплаты. Срок указа 12 лет, два года тебе на прокладку дороги и десять лет на сбор пошлины. Потом поставишь по всей дороге гостиницы с кабаками и на том будешь прибыль иметь.

— Трудные у тебя условия, но я согласен. — С каменным лицом, подвёл итог встрече купец.

Когда ушёл тесть, я подумал: «А что это мы всё сами да сами, вдвоём с Олегом, тянем?» После захвата Лимы и богатой добычи, а кроме того, что мы выдали тоэнам в качестве платы, они же ещё и сами набрали себе барахлишка, которое нам было не интересным и в общий котёл не шло, другие тоэны выстроились в очередь, в предвкушении новых грабительских походов. Численность нашей армии резко выросла за прошедший год, мы просто вынуждены были создать военное училище, настолько огромен был поток желающих стать воином в красивой форме. Особенно это усилилось после возвращения Олега, когда в обмундировании появились шёлковые трусы и рубашки.

Мы с Олегом довольно прохладно относились к разного рода побрякушкам и красивым шмоткам, но в то же время понимали, что народ невероятно обожает красивую форму и разные бирюльки на ней. В течении месяца я проводил мозговые штурмы с нашими портными и сапожниками.

— Для морской пехоты нужен короткий бушлат, чтобы удобно было перепрыгивать в шлюпку и из неё. А ты бы ещё до земли хвостов навязал. — Пенял я одному портному, обвешавшему полы бушлата лисьими хвостами.

— Так же красиво, товарищ Директор, ну тогда давай простыми кисточками из оленьей кожи подшивать будем — быстрее будет сохнуть.

— Может для медалей отдельную накидку сделать? — Задумался вслух другой.

— А вот это идея хорошая и на одежду для разной погоды можно одевать. — Поддержал я идею.

— Сапоги твои, товарищ Директор, очень хорошо, только шить тяжело, мокасины всегда носили. — Реплика от сапожника.

— Если их конечно не расшивать, то много можно делать, однако воин красивым не будет в таких сапогах. — Другой сапожник.

И так в течении месяца, при этом, я вообще не лез в технологии шитья, просто выдал им батин старый плащ и брюки. Сам до сих пор не могу понять, как они карман пришивают внутренний, что все швы скрытые. Поэтому мои замечания относились исключительно к форме одежды и требованиям к функциональности.

Но не внешние атрибуты были главным движущим мотивом парней, а явно выраженная мощь и непобедимость нашего войска, вместе с богатой добычей и малыми потерями, возможностью стать командирами или уйти в отставку через семь лет(рядовой состав имел право прекратить контракт через семь лет, если продолжал служить дальше, то потом каждые три года продлевался срок, по желанию), получив участок земли с рабами или приличную выплату за выслугу. Однако, были и в этом быстром росте свои недостатки, например, дисциплина — вообще краеугольный камень всех воинов, привыкших брать ответственность исключительно на себя. Зато обучались стрельбе очень быстро и легко, глазомер, чувство расстояния — просто поражали нас, рафинированных горожан. И всё равно, я считал, что стоит придержать приём в армию, чтобы не обескровить и без того малозаселённый север. Но вот дать возможность ходить в походы и возвращаться — всегда пожалуйста.

— Насколько я помню, испанцы вывозили товары из Азии в Акапулько, которую мы собрались грабить. — За вечерним кофе обсуждали с Олегом планы своей конкисты.

— Ты же знаешь, я и в нашей истории не силён, что там делали они, я не знаю. То что есть Акапулько и Панама, мы уже знаем. То что там и народу меньше, чем в Лиме, тоже знаем. Значит и добычи будет мало, а ты спокойно пойдёшь дальше, не мороча голову с переброской награбленного в Аркаим. Возьмёшь с собой четыре галеона, больше я думаю не успеем переделать, да и команд нет. Сам удивляюсь, как мы из Перу вернулись, ни единого корабля не потеряв, с теми то командами, что у нас были.

— Вот, а у меня братва жаждет добычи и крови. Отсюда есть идея: берём Акапулько, сами отправляемся в Панаму, а братву высаживаем и…

— Товарищ актёр погорелого театра, я уже всё понял, пока ты паузу держал. — Не дав мне продолжить, сказал брат. — Хочешь их отправить грабить Мехико — круто, отчаянно, но мне кажется рано ещё.

— Ни фига, наоборот, надо наращивать темп атаки, не дать им сконцентрироваться, бить их везде, не давая покоя.