— Нет, это решительно не годится! — и как только этой женщине удается возмущаться, сохраняя игривые нотки? — Тэсса, эти платья…

— Мама, — так Лотэсса, по крайней мере, на памяти Альвы, к матери еще не обращалась. И голос девушки звучал грустно и проникновенно. — Не надо о платьях. Не начинай, прошу.

Обычно дочь обращалась к эне Мирталь на «вы» и звала ее «маменькой», причем почтительное, в принципе, слово звучало донельзя ехидно, а то и вовсе презрительно. И вот, надо же — мама! И ссориться, кажется, не хочет…

— Я ведь скоро уезжаю, — Тэсса по-прежнему говорила тихим, грустным тоном, не поднимая глаз. — Стоит ли на прощанье в тысячный раз ругаться из-за цвета платьев?

— Ты так говоришь, словно уезжаешь навсегда, — герцогиня вроде бы выражала недовольство, но за ворчанием слышалась плохо скрываемая тревога. — Его величество свозит тебя в Тиарис, а потом вы вместе вернетесь. Ведь правда? — вопросительно-настороженный взгляд, направленный на дочь. Та же по-прежнему избегала смотреть матери в глаза.

Конечно же, от эны Мирталь сочли за благо утаить истинную цель путешествия Дайрийца и ее дочери. Герцогиня — последний человек, кого стоило посвящать в подоплеку страшных событий, особенно в той части, что касалась Лотэссы.

— Кто знает, — Лотэсса пожала плечами. — Всякое может случиться.

— Если хочешь, я поеду с тобой! — кажется, бедная женщина встревожилась не на шутку.

Ее можно понять, Тэсса вела себя слишком странно. Очевидно, именно печальная покорность дочери перепугала эну Линсар. Привыкшая к дерзости и постоянным колкостям Лотэссы мать, должно быть, смутно осознавала, что для столь резкой смены поведения должны иметься весьма серьезные причины.

— Не хочу, — Лотэсса отрицательно помотала головой. — Но, главное, этого не хочет ваш обожаемый король. А высочайшую монаршую волю вы вряд ли решитесь оспаривать.

Энья Линсар вновь сбилась на привычный язвительный тон, что несколько успокоило встревоженную мать. По крайней мере, испуганное выражение исчезло с красивого лица эны Мирталь.

— Но разве его величество не говорил, как скоро он планирует вернуться?

— Не говорил. Малтэйр не имеет привычки обсуждать с кем-либо свои царственные решения, — безжалостно заявила девушка, но тут же смягчилась. — Поэтому нам стоит хотя бы проститься по-человечески. Простите мою дерзость, матушка, — Лотэсса склонила голову, очевидно, полагая, что именно так должна выглядеть покорная дочь. — Я не имела целью вас обидеть.

Альва знала, что подруга не совсем искренна. Тэссой, которая непонятно почему вбила себе в голову, что не вернется, овладело желание расстаться со всеми по-хорошему. Решение, может, и похвальное, но вот в жизнь оно воплощалось с трудом. Не могла девушка в одночасье простить мать, забыть все обиды и претензии. А оттого и извинения звучали фальшиво. Хорошо хоть, эна Мирталь принимает все за чистую монету. После последних слов дочери герцогиня совсем разомлела и заключила дорогую маленькую строптивицу в горячие материнские объятия.

— Тэсса, девочка моя, — томные карие глаза эны Линсар наполнились слезами умиления. — Разве я не понимаю?! Я же мать! Если бы ты знала, как я тебя люблю!

Герцогиня осыпала дочку поцелуями, а та сносила материнские ласки со стоическим терпением. Как, однако, хорошо, что эна Мирталь не могла видеть лица Лотэссы: почти страдальческое выражение, застывшее на нем, сильно охладило бы ее пыл.

Умиление и радость женщины казались вполне искренними и трогательными, однако Альва про себя отметила, что герцогиня, в свою очередь, не считает нужным просить прощения у дочери. А ведь она куда больше виновата перед Лотэссой, чем та со своей непочтительностью.

— Ну полно, мама, — Тэсса наконец мягко высвободилась из объятий. — Все будет хорошо.

Интересно, что она имела в виду? Свое скорое и благополучное возвращение, в которое сама не очень верит? Или дальнейшую жизнь эны Мирталь, временно лишенной дочери? В любом случае, герцогиня сочла за лучшее поверить этому утверждению и с присущим ей легкомыслием принялась строить планы счастливого будущего по возвращении Лотэссы.

Энья Линсар, очевидно, исчерпавшая запасы дочернего смирения, незаметно от матери закатывала глаза и беззвучно вздыхала.